Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

— А, что там! Лишь бы жить, — отмахнулся Алексей Григорьевич, подмигнув Андрею. — Но и то правда — как жить…

— Вот оно и есть, что без Бога никуда-а.

— Э-э, Валентина!.. — Он пристально посмотрел на Андрея и неожиданно предложил — Оставайся-ка ты, паря, жить у нас. Что тебе в том Ленинграде, если никого нету?.. А здесь мать твоя лежит. Мать, паря, это все равно что ты сам, плоть же ее, подумай-ка… Выходит так, что жить надо там, где помер. Потому люди и возвращаются к могилам предков своих. К себе вроде получается. Из матери вышел, к матери вернулся…

И Андрей понял, что Алексей Григорьевич обо всем догадался. Не поверил, скорее всего, ни одному его слову. И сделалось ему нестерпимо стыдно, и он подумал даже, что, может, и в самом деле остаться в Койве. Но тогда придется признаться, что врал, а признаться в этом Алексею Григорьевичу с Валентиной Ивановной он не мог. Это было выше его сил. И потом… У него же нет документов, фактически он как бы никто.

Хуже, чем никто, — сын «врага народа» и бывший зек, вор.

В тот же вечер он уехал.

XXIX

В СВЕРДЛОВСКЕ на привокзальном «толчке» Андрей покупал папиросы и обратил внимание на мальчишку лет двенадцати, который вертелся возле него. Он поймал мальчишку за воротник:

— Ну что, шпингалет, щиплешь помаленьку?

— Ты чего, ты чего, отпусти! — Мальчишка попытался вывернуться.

— Цыц, воробей! — сказал Андрей. И тихо добавил: — Я не легавый, не бойся. Пошли со мной.

— Куда?

— Узнаешь. И не брыкайся, а то пенделя дам.

— Пенделя, пенделя!.. А пожрать у тебя есть?

— Найдем и пожрать.

Может, ему в тот момент вспомнилось, как самого выловил когда-то Князь, и он теперь подражал Князю, не отдавая себе в этом отчета. А может, просто было смешно, как вертелся мальчишка возле него, увидев, наверное, что Андрей сунул деньги в задний карман брюк. Или накатило что-то, захотелось вдруг проявить душевность, доброту. Он видел, что мальчишка голодный.

— Тебя как звать?

— Серега.

— Не знаешь, есть тут поблизости какая-нибудь забегаловка?

— Рядом совсем.

В забегаловке было полным-полно народу, из-за густого табачного дыма не видно было лиц. Все пьяно гудели, матерились громко. Андрей протолкался к буфету, взял себе сто пятьдесят граммов водки, кружку пива и кучу бутербродов, чтобы накормить Серегу. Самому есть не хотелось. Серега накинулся на бутерброды, как будто не ел по крайней мере неделю.

— Куда ехать собрался? — спросил Андрей.

— Сам не знаю. Где потеплее.

— В Среднюю Азию? — Андрей улыбнулся.

— Не, там чичмеки, — с серьезным видом сказал Серега. — Лучше в Одессу.

— В Одессе тебя ждут с нетерпением. А сюда как тебя занесло?

— А чего ты все выспрашиваешь, как легавый?..

— Похож на легавого?

— Вроде нет…

— Меня зовут Андрей. Или Племянник еще.

— Ты что, вор? — спросил Серега.

— Все тебе расскажи! Сам-то воровать научился?

— Не очень. Страшно, если по-честному. Если только в «верхах»[45].— Он доел последний бутерброд и вытер грязным рукавом губы.

Они выбрались из забегаловки, свернули в скверик, сели на скамейку.

— Ну, рассказывай, Серега. Из приемника удрал?

— Из дому. — Он насупился. — Мать умерла в прошлом году, а отец другую привел. Стерва такая попалась… Свою доченьку и так и эдак, а меня только и знает, что по углам шпынять, всей ей нехорошо. А чуть что — за ремень хватается. Какое она имеет право?..

— А что же отец?

— Отец-то жалеет меня, а слушается ее. Она наговорит ему сто бочек арестантов, он и верит. Ничего, как-нибудь сам проживу. — Серега вздохнул, — А то к тетке махну, к материной сестре, она в Харькове живет. А ты куда?

— Я далеко, — сказал Андрей. Он покосился на Серегу. Тот сидел нахохлившийся, действительно похожий на воробья, тощий, в изрядно уже оборванной одежонке. И такая тоска навалилась вдруг на Андрея, хоть волком вой, и вспомнил он приемник, который, кстати, был недалеко от вокзала, вспомнил Машку и как бежал с ним, и бегство это сейчас казалось ему бессмысленным, с него началось все, и встречу с Князем вспомнил, и многое другое, чего лучше бы не было. И он подумал, не пойти ли в милицию. Сказать, что освободился, потерял документы, что направление у него в Южноуральск… «Вот и мотай в Южноуральск», — скажут ему. А что там?.. Там его ждут так же, как Серегу в Одессе.

— Ехал бы ты домой, — сказал он, похлопав Серегу по спине.

— А что я не видел дома, порки? — Он шмыгнул носом.

— Отец больше не позволит тебя бить. Он же с ума сходит, а ты шляешься неизвестно где. Я тебе дам денег на дорогу, билет куплю. Далеко ехать?

— Не очень, в Южноуральск, — сказал Серега, опять вздохнув.

— Куда? — переспросил Андреи.

— В Южноуральск, а что?..

— Да нет, ничего. Просто нам с тобой по пути. Вместе поедем.

— А тебя не подослали ко мне? — недоверчиво сказал Серега и чуть отодвинулся.

— Кому ты нужен, чтобы к тебе подсылать. — Андрей обнял его. — Никому ты не нужен, кроме отца. Вернешься, он все простит.

— А эта его стерва?

— Ты ей скажи, что, если будет бить, совсем убежишь и не вернешься больше.

— Ей же и лучше еще.

— Ей, может, и лучше, а отцу-нет. Слово даю, что он не позволит тебя бить.