Во Содоме, во Гоморре

Потом я вернулся в Астрахань. И главный областной хирург мне сказал: «Ну, чего? Посмотрел деревню?» — «Посмотрел». — «Вот туда и поедешь после интернатуры». Я говорю: «Ну вас на фиг». А жена у меня — музыкант, в консерватории училась в то время. И ребенок маленький. И я автоматом перераспределился назад в Астрахань. Если высшее образование, жена — студентка вуза и ребенок до полутора лет, то автоматом. Потом четыре месяца я искал работу. Потому что найти у нас работу очень тяжело. Маленький город Астрахань. Ну, относительно. Но свой мединститут, каждый год врачей выпускает... Нашел я работу в районной больнице. Такой есть районный центр — Камызяк называется. Романтичное название. И в этой «козьей мяке» я проработал три года. Час езды на автобусе — от города, от автовокзала. Ужасно, потому что летом этот автобус раскалялся, как жаровня. А зимой он — ледяной. Весной, осенью — по грязи. И так три года. Больница сама — хорошая для районной: большое типовое здание пятиэтажное. Я, как только туда приехал, еще не успел проработать ни дня, меня сразу послали в командировку на Кировский рыбзавод. Это достаточно далеко от Камызяка, а там ушел в отпуск хирург. А я еще — ни связи, ни структуры... Ну, поехал туда. Приезжаю. Страшно — не страшно, фиг его знает. Больше, конечно, страшила неизведанность. Ну, дождался я своего часа. На третий день после приезда сижу, вбегает водила со «скорой» и говорит: «Андрей Георгич, там человека трактор переехал!» Я говорю: «А на фига ему Андрей Георгич-то?» — «Не, он живой еще!»

Ну, ладно. Побежал я, сел в эту «скорую». Приезжаем. Межа распаханная. Стоит трактор, и в бороздах — человек. Выхожу к человеку. У человека одной ноги практически нет — месиво. Вторая тоже — на Арзамас смотрит. Ну, каша. Но он в сознании. Шок, конечно, глубоченный. Пульса нет. Давления нет. Спрашиваю: «Как звать?» Он говорит: «Коля Механтьев». На всю жизнь запомнил — Механтьев Коля. Мужику лет пятьдесят, около пятидесяти. Тракторист. Крепко пьющий. С утра поправился, как некоторые... И... он трактор на автомат поставил, а ноги соскользнули, и трактор его по грязи прямо переехал. Свой трактор.

В общем, чего делать? Жгуты наложил там, наркотики. Взяли мы его с этим водилой, загрузили в машину — и в больницу. Приехали в больницу, выгрузили. Положили прямо около операционной. А дальше получилась интересная штука. В общем, там как бы работают какие-то врачи. Главный врач, терапевты всякие. Ну, они уже опытный состав. Кто — больше, кто — меньше, я-то пацан вообще. А они такой театр с этим Механтьевым организовали и стоят смотрят, чего я делать буду. А хирург в отпуске, и я за него. Там, правда, сестра классная была, постовая сестра. Она вписалась быстро, начала мне помогать. В общем, институт, интернатура. Реанимацией как таковой я не занимался практически. Все болячки, через которые я проходил, была служба анестезиологическая. Шашкой махать-то меня отец научил. У меня отец — хирург. У меня четыре поколения в семье врачей. У нас в городе улица есть имени хирурга Лучманова Николая Георгиевича. А я его внучатый племянник. Лихорадочно начал вспоминать — чего я помню. Гормоны... мормоны... две капельницы. Начал лудить. Ну, кое-как я ему давление до 70–80 поднял. В это время главный врач связался по рации с заведующим отделением в ЦРБ. А наша участковая больница — ступенькой ниже. Ну вот. Шеф: «На рацию». Ну, я пошел. «Чего у тебя?» Говорю, так и так, такая ситуация. Он говорит: «Ну, Андрей, могу тебя обрадовать. У нас такая ситуация: анестезиолог уже занят на операции — больной на столе лежит с трубой. То есть он приехать не может. Давай кувыркайся под местной анестезией».