Справившись с четвертой, он отступил на шаг и одновременно взялся за ручку. Кивнув головой, убедился, что все наготове.
Потянул дверь на себя.
Невыносимый запах мочи и экскрементов рванулся наружу из маленького подземного убежища.
Неожиданно свет фонаря вырвал из темноты опухшее лицо.
Это была девочка-подросток с искаженным от ужаса взглядом.
За ней показались женщина постарше и мужчина…
Целая семья.
А затем мальчик с перевязанной рукой.
71
Аннабель очнулась от боли. Ей казалось, что в лицо ей только что попал снаряд, все ее тело ныло; малейшее движение причиняло страдание, отзывавшееся в каждой клеточке.
Помимо кровоподтеков на щеке и виске, у нее был сломан нос и полностью выбит клык, кое-как еще на чем-то державшийся и почти торчавший наружу из кровоточащей десны.
Ей удалось приподняться на локтях. Вокруг было абсолютно темно.
Попытавшись встать, Аннабель закричала от боли. Казалось, голова сейчас взорвется.
— Пришли в себя? — Над ней стоял Калибан.
У него был обманчивый голос — чересчур высокий и потому неестественный; его можно было бы упрекнуть в плохом подражании — так волк пытался изобразить голос бабушки в «Красной Шапочке».
Аннабель узнала этот особенный тембр. Как она могла так заблуждаться…
— Где я? — спросила она, чувствуя, как отзываются болью ее раны.
— У меня.
Где же они? Как сюда попали? Определить было невозможно.
Сжав кулаки, она попыталась сесть. Ей было так больно, что руки и ноги дрожали. Все ее тело, потерявшееся среди здешнего небытия, словно возвращалось в первобытный хаос. Невозможность определить, куда она попала, была особенно гнетущей.
— Что… вы хотите?
Вопрос остался без ответа. Она пощупала пол: плотный слой земли. И все-таки они не снаружи: здесь слишком темно для улицы, да и стены вокруг, кажется, есть; Аннабель не покидало ощущение, что она попала в тюрьму.
Наконец Калибан ответил:
— Ничего, что вы могли бы мне дать. Все, что я хочу, я получу и так.
Аннабель протянула руку вправо, пытаясь лучше разобраться, где она находится.
— Вы ведь поняли, кто я, не правда ли?
Аннабель напряглась. Да, она его вычислила, и он это знает.
— Да, — прошептала она. — Вы — Калибан. Эрик Мердок.
Она догадалась, что шериф самодовольно улыбнулся в темноте.
— Что вы сделали с Джеком?
— О, с добрым старым Тэйером? Я так и понял, что вы с ним — настоящие друзья… Хм… Боюсь, некоторое время он не сможет ничего предпринять. За секунду до того, как я обрубил свет, он проскользнул в кухню посмотреть, что происходит. Скажем так, он полез не в свое дело. Но не беспокойтесь: он не страдал.
Его смех был сухим и злобным.
Вдалеке Аннабель услышала женский плач. Стоны были тихими — сказывалось расстояние, но ошибиться было невозможно.
— Где мы? — выдохнув, взволнованно спросила Аннабель.
— Я уже сказал вам. У меня.
— Что это значит?
Детектив вспомнила все фотографии: похищенные, заложники… и закрыла глаза.
Она оказалась здесь. В самом логове. Там, где он прятал их, прежде чем убить.
— Зачем… зачем все это? — поинтересовалась она.
— Зачем? — удивленно повторил он. — Вы что же, ничего не поняли? Аннабель, ну как же вы ничего не поняли? Во время первой нашей встречи я подумал, что вы сможете все раскрыть, приблизиться к разгадке. Жертвы, Аннабель, — вот ключ.
Калибан вздохнул. В нем боролись противоречивые чувства: желание напугать эту женщину молчанием и стремление поведать ей о собственной гениальности. Наконец, едва контролируя свое возбуждение, он продолжил:
— Давайте посмотрим на вещи иначе, Аннабель. Когда вы гуляете по улице, что вы видите вокруг? А когда заходите в супермаркет? Или проводите отпуск на пляже? Что вы видите? Отвечу за вас. Вы видите толпу. Людей. Целые стада потребителей. Тех — ладно, давайте назовем их «люди», — кто находится на вершине пищевой цепочки, хозяев мира. Между нами, вы ведь полагаете, что они действительно хозяева мира, вы и все, кто погряз в бесконечных процессах купли-продажи. Вы готовы жрать и тратить деньги для того, чтобы на следующее утро опять отправиться на их заработки. Сваливать повсюду на земле отходы производства.
Аннабель все больше нервничала. Ей не нравилось то воодушевление, с которым он продолжал свой рассказ.
— Ладно, это все достаточно просто, — резюмировал он. — И однажды утром, прогуливаясь среди всей этой толпы людей, наблюдая за тем, как они все мелочны, я ощутил тошноту. Меня тошнило от человека, от его глупости, от его тщеславия.
Аннабель вытянула ноги вперед. Страх все больше опутывал ее своей паутиной.
— Чтобы вы правильно поняли смысл того, что я делаю, я немного расскажу вам о себе, хотите?
Что делать? Ей просто надо было выиграть время — ни на что больше надеяться она не могла. Нужно было заставить его говорить как можно дольше. Мердок жил один и, возможно, впервые столкнулся с кем-то, кто был способен оценить его преступный талант.
Шериф глубоко вздохнул. Слова полились из него так складно, словно он сотни раз репетировал эту речь у себя в голове: