Во тьме веков

Кампанию продвигал лорд Палмерстон, пытавшийся заключить общее международное соглашение, запрещавшее работорговлю. Достичь этого ему не удалось, и британские дипломаты были вынуждены заключать особые договоры с каждой страной в отдельности. Предполагалось, что офицеры должны знать суть этих договоров. И помнить, что их могут преследовать по закону, если они учинят досмотр или задержат не тот корабль.

В данном случае ситуация была относительно простой. Корабль шел под бразильским флагом, и «Воробей» имел право проверить документы и досмотреть его трюмы. Если бы в результате осмотра выяснилось, что корабль занимается работорговлей, «Воробей» должен был захватить невольничье судно и препроводить его в порт Фритаун в Сьерра-Леоне.

— Вы только посмотрите, как он держится! — воскликнул Эмори.

Бонфорс повернулся к капитану Захарии спиной. И пошел по направлению к трапу с тем же неторопливым спокойствием, с которым появился на борту.

Интересно, горела ли спина Бонфорса? Считал ли он шаги, приближавшие его к минимальной безопасности, которой он достигнет в шлюпке? Миг был поистине волнующим для Эмори — он собственными глазами видел рождение ценностей, которые с детства формировали его характер.

— Ваше временное разрешение составляет шесть часов, — подал голос Хал. — Все координаты стабильны и находятся в норме.

Харрингтон заметил, как в такелаже работоргового судна мелькают руки, незначительно изменяющие положение парусов, и понял, что нос перемещается вправо, чтобы четыре пушки правого борта обратились к «Воробью».

Мистер Уитджой тоже заметил маневр. И уже выкрикивал приказы. Действия судна противника подсказывали: «Воробью» нужно держаться строго против его носа. В дальнейших инструкциях мистер Уитджой не нуждался.

В голове Харрингтона мелькали противоречивые мысли. Бонфорс уже сел в шлюпку и плыл к «Воробью». Корабль противника не мог бы сейчас попасть в лодку из бортовых орудий, но на носу была небольшая пушка — четырехфутовая, которая могла бы потопить шлюпку одним-единственным удачным выстрелом. К тому же невольничьему кораблю благоприятствовал ветер. Оба судна лежали в дрейфе, ветер дул сзади корабля работорговцев, наполняя паруса под углом в двадцать градусов…

По узкой палубе Харрингтон поспешил к носу. Терри и Монтгомери с надеждой смотрели на капитана. Фальконет «Воробья» был заряжен. В бадье тлел фитиль.

— Давайте подождем, пока наш добрый друг мистер Бонфорс взойдет на борт, — сказал Харрингтон.

— А вы не боитесь, что они стрельнут по лодке из носовой пушки? — спросил Монтгомери. И добавил: — Сэр.

Терри собрался было отчитать юношу, но Харрингтон остановил его движением руки. Монтгомери следовало держать мысли при себе, но упрекать и поучать его сейчас было некстати.

— Ясно, что мистер Бонфорс не завершил досмотра, — сказал Харрингтон. — Но все же мы не можем быть уверены в том, что они отказались пустить его в трюм, до тех пор, пока не услышим доклада. Мы же не хотим подавать адвокатам ненужных поводов для жалоб?!

Он обвел взглядом стоявших у орудия моряков.

— Кроме того, все говорят о том, что работорговцы — скверные стрелки. Ведь они выходят в море, чтобы заработать. — Капитан остановился, чтобы слова его возымели должный эффект, и закончил: — Мы же выходим в море, чтобы воевать.

Монтгомери выпрямился. Харрингтону показалось, что в глазах одного из моряков-артиллеристов мелькнула вспышка. Он развернулся и пошел на корму, сцепив руки за спиной, как мог бы идти по палубе капитан Феррис. Хорошему командиру надлежит быть актером. А хорошие актеры никогда не портят выход лишними репликами.

Эмори начал кампанию по изгнанию Дживы спустя неделю после проведения первого совещания. Под конец четвертого Джива все еще ворчала на тему гонорара, и, когда она наконец-то отключилась, Эмори остался на связи с Питером Легрунди. Джива все еще была в России. Эмори находился в своей нью-йоркской резиденции, где выборочно посещал премьеры нового театрального сезона. Питер же обосновался в Лондоне и по первоисточникам знакомился с архивами Королевского флота.

— Вы уверены, что ничего нельзя сделать с ее заступниками из отдела путешествий во времени? — спросил Эмори. — Мне кажется, должна существовать небольшая, но все же возможность убедить их в том, что предубеждения Дживы абсолютно несовместимы с наукой.

— Она колкая и вспыльчивая, Эмори. Считает, что должна самоутвердиться. Она молода, к тому же — художник.

— Питер, но у нас одна-единственная возможность съемки, больше такой не будет ни у кого никогда.