Во власти бури

Она запнулась. Укоренившиеся представления и требования полностью заглушили голос совести, советуя перевернуть ситуацию с ног на голову, обелить себя.

— Мне не следовало так вести себя в первую очередь потому, — продолжала Ариадна, надменно вскидывая голову, — что мужчины по природе — рабы своих инстинктов.

Это свойственно даже самым хорошо воспитанным из них, что уж говорить о людях простых! Я сознаю, что низко пала, позволив себе флирт с простолюдином, и вполне заслужила, чтобы меня поставили на место!

Колин ничего не ответил на это, но взгляд его ясных глаз был достаточно красноречив. Ариадна смешалась. Казалось, этот взгляд осветил ее душу до самых дальних уголков, прочел все ее развратные мысли, все непристойные желания.

— О, Колин! — воскликнула она беспомощно. — Пусть мне будет хуже, но знайте, что меня отчаянно к вам влечет!

Я ничего не могу с собой поделать, как лошади, собаки, кошки, как эти овцы! Не знаю, как можно это расценить и как назвать! Животное тяготение, если хотите!

Ей потребовалось немалое усилие, чтобы остановить этот поток признаний. Долгую минуту она теребила какую-то нитку на рукаве, чувствуя на себе тяжелый и пристальный взгляд ветеринара. Наконец он кашлянул и пошевелился.

Ужасное напряжение оставило Ариадну, и она решилась поднять взгляд.

— Ариадна…

— Что, Колин?

— Считайте, что все прошло. Я не держу на вас обиды, не держите и вы на меня.

Девушка судорожно сглотнула. Ей хотелось обвить руками шею Колина, прижаться к нему и целовать его, целовать до бесконечности. Но об этом не было и речи, теперь еще менее, чем прежде. Мучительная тоска на миг навалилась на Ариадну, но она заставила ужасное чувство отступить.

— Я только хочу, чтобы вы знали… я не шутила, когда сказала, что вы привлекательны. Если вы этого не сознаете, тем хуже для вас… — Она сделала слабую попытку улыбнуться. — Может, отчасти поэтому я сделала то… то, что сделала. Во всяком случае, не потому, что жестока.

— Вы не жестоки.

— Откуда вам знать?

— Вы просто еще очень молоды, но речь не об этом.

Ничего хорошего не выйдет из игры, которую вы затеяли.

Постарайтесь не забывать, что мы так же мало похожи, как пищеварительные системы лошади и собаки.

Он усмехнулся и внезапно показался Ариадне не просто привлекательным, а удивительно красивым. Некстати явившийся образ «дорогого Максвелла» прошел рядом бледной тенью и растаял, и она даже не попыталась его удержать.

Как бы предлагая заключить союз на условиях чистой дружбы, ветеринар раскрыл Ариадне объятия, и она позволила себя обнять. Но если он чувствовал облегчение, сама она была близка к отчаянию. Слезы навернулись на глаза, пришлось крепко зажмуриться, чтобы их остановить.

«Мне не нужен Максвелл! Мне вообще никто не нужен, кроме тебя!»

Что-то изменилось, и Ариадна поняла, что слишком долго оставалась в объятиях, призванных быть дружескими, что это тревожит Колина. Она поспешно отступила.

— Ваше плечо! Нужно немедленно посмотреть, что с ним.

— Обычный укус. Не то чтобы со мной такое часто случалось… Ваше глупое животное терпеть меня не может.

— Мне страшно неловко за него… и за себя. Я хочу сказать, если бы не моя дурацкая затея, ничего бы не случилось.

— Вы так думаете? А мне кажется, он только и ждал случая меня как следует цапнуть.

— Осмотреть все равно придется — мало ли что…

Колин нахмурился, но Ариадна упрямо взялась рукой за верхнюю пуговицу его рубашки. Помедлила.

— Можно?

Он пожал плечами, отказываясь сопротивляться. Пальцы ее слегка дрожали, когда она расстегивала ему рубашку.

Едва прикасаясь, буквально паря над кожей, она сдвинула ткань, открывая край кровоподтека.

Колин прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Шареб вытянул шею и уставился на след своих зубов.

— Видите, он просит прощения, — поспешно сказала Ариадна, смущенная тем, сколько внимания привлекло ее занятие.

— Разве? — скептически осведомился Колин, бросив взгляд на жеребца.

— В самом деле. Конечно, он не в восторге от того, что вынужден принести вам извинения, но поскольку обошлось без наказания, ему кажется, что нужно ответить любезностью.

Колин снова посмотрел на Шареба — тот недвусмысленно оскалил зубы.

— Да уж, оно и видно.

— Я думаю, что он так думает, — поправилась Ариадна.

— Вы можете прочесть и мысли Грома?

— У Грома не может быть мыслей, которые можно прочесть, — пренебрежительно отмахнулась девушка. — Это всего-навсего лошадь.

— А Шареб кто?

— Как это кто? Он породистая лошадь! Он мыслит!

— Миледи, — сказал Колин с оттенком упрека, — способность мыслить не зависит от внешнего вида и чистоты породы.

Это пристыдило Ариадну. Она вспыхнула, чувствуя себя несправедливой, мелочной и злобной. Потом она почувствовала раздражение. Колин был не прав, он жестоко ошибался. Гром был жалкой старой клячей без родословной, без капли голубой крови, и вся ценность его состояла в том, что он заменил Шареба.

Но девушка поборола желание высказать все это. Старый мерин имел ценность только для ветеринара, зато ветеринар нужен ей, и не стоило обижать его.