Во власти бури

К несчастью, мерин расценил это как руководство к дальнейшим действиям, и подвинулся к стене вплотную. Этого движения оказалось достаточно для потери равновесия. Колин замахал руками, пытаясь удержаться, сделал рывок и оттолкнулся ногами. Через мгновение он висел на карнизе.

Бормоча проклятия и скрипя зубами от натуги, он подтянулся. Карниз был достаточно широк, чтобы усесться, осталось только набросить петлю на голову ближайшей химеры (особняк изобиловал архитектурными излишествами). Итак, подъем начался.

Погруженный в свое занятие, Колин не обращал внимания на окружающее и не видел лакея, следившего за ним из-за бордюра живой изгороди. Не заметил он и того, как тот бросился в сторону дома.

Глава 22

Тристану пришлось долго набираться храбрости, прежде чем он решился постучать в дверь особняка, но, когда поднял руку, из конюшни донеслось пронзительное, встревоженное ржание Шареб-эр-реха.

Это заставило молодого человека отложить встречу с Максвеллом (надо признать, он готов был ухватиться за любую отсрочку).

Ведя усталую кобылу в поводу, он прокрался к дверям конюшни, а потом и внутрь. В полумраке переступали копытами лошади, встревоженные поведением новичка.

Большинство из них, положив морду на дверцу, косились в сторону жеребца. Тристан нервно огляделся, боясь встретить кого-нибудь из конюхов, но в конюшне, к его великому облегчению, были только ее четвероногие обитатели. Молодой человек остановился у входа и впился взглядом в Шареба, в его крутую шею, точеную морду с белой полосой и черную, безжалостно подрезанную гриву. Помимо этого, над стенками стойла виднелась лишь верхняя часть спины.

Взгляд жеребца был прикован к оконцу, но минуту спустя он повернулся и посмотрел на гостя. Оба застыли в неподвижности.

Широкие ноздри жеребца раздувались. Его негромкое ржание прозвучало радушным приветствием.

В жизни Тристану не приходилось слышать такого приятного звука! Он ворвался в стойло, обхватил жеребца за шею и стиснул его в объятиях, едва не задушив. Слезы признательности заволокли ему глаза. Шареб принял его как близкого друга! Облегчение придало решимости. Казалось, незримый дух отца парил где-то поблизости и безмолвно призывал быть храбрым и стойким.

Настало время предстать перед лицом дьявола.

Тристан разжал руки и покинул стойло, потрепав жеребца по холке и пообещав вскоре вернуться за ним. Потому что ради этого он пошел на все: расклеил объявления по постоялым дворам, измотал себя до предела в отчаянной гонке за Ариадной.

Шареб принадлежал ему, и только ему. Так хотел отец, а он знал, что делать. Наивная, импульсивная Ариадна совершила огромную ошибку, пустившись в бегство, поскольку бежала она в лапы к негодяю, каких свет не видел. Ни сама она, ни Шареб не должны достаться Максвеллу.

Собравшись с мыслями, Тристан направился к особняку.

Ариадна металась по комнате для гостей. Вместо жокейского костюма, грязного и мятого, на ней был теперь роскошный туалет, приготовленный Максвеллом к ее возвращению. Это было декольтированное платье из зеленого шелка с богатой кружевной отделкой. Прежде чем оказаться в спальне, Ариадна приняла ванну, горничная вымыла и расчесала ей волосы, так что их былое великолепие вернулось. Слегка влажные, они были небрежно уложены в подобие прически. Длинные перчатки скрывали руки, которым требовались время и уход, чтобы обрести вид, достойный леди. Несмотря на все это, Ариадна чувствовала себя почти прежней леди Сент-Обин, блиставшей в свете и однажды завладевшей вниманием одного из самых интересных холостяков — лорда Максвелла.

Почти.

Мужская одежда была куда удобнее платьев с их тугими корсетами и шуршащими, путающимися в ногах подолами.

Роскошно обставленная спальня с удобной мебелью…

Максвелл оставил ее здесь со словами: «Это ненадолго, дорогая, только до тех пор, пока ситуация не прояснится окончательно». Это означало, конечно, пока Колин Лорд не окажется как можно дальше от Норфолка. Она была в плену, хотя и не в темнице.

Почему? Ариадна была не только рассержена, но и озадачена. Конечно, Максвелл пытался защитить ее от себя самой. Значит, он думал, что она до сих пор не в состоянии принять решение, не умеет разбираться в людях и не знает, чего хочет? Он верил, что одиночное заключение заставит ее забыть недавнее прошлое, словно его и не было? Ничего он таким манером не добьется, разве что восстановит ее против себя! Ни завтра, ни через год — никогда она не станет его женой!

Колин — вот кто был и будет в ее сердце, особенно теперь, после всего, что она узнала. Максвелл надеялся, конечно, что его рассказ поставит точку на ее «интрижке», оттолкнет ее от «обесчещенного» героя. Но разве это бесчестье — вопреки всему прийти на помощь гибнувшим людям? Впрочем, эта сторона медали вряд ли интересовала как высшее командование, так и светское общество.