- Если бы я знала, что ты и правда хотел детей… - она судорожно шепчет, но обрывает фразу, так и не договорив, а у меня срывает тормоза.
- Хотел детей? - хриплю, выдыхая последний кислород. Грудину пережимает, потому что это оказывается чертовски больно. - Ты единственная женщина, с которой я хотел всего! - рычу, наступая на нее. - И ты знала это!
- Саш… - Арина делает шаг назад, еще один, и еще. Пока не утыкается спиной в стену. - Я же не хотела… - едва не плачет. - Я же…
- Что ты? - перебиваю ее, нависая и ставя руки по обе стороны от нее. - Что ты, Ари-ша? Какое блядское оправдание у тебя есть? Что я, мать твою, был бы херовым отцом? Или что?!
- Я ошиблась. Прости меня…
Она закрывает глаза, и по щеке медленно стекает слеза. Ей больно. Наверное. Или же это тоже хорошо отыгранный спектакль.
Не знаю. Я впервые не чувствую, не могу понять, правда ли это. Внутренняя чуйка молчит, наглухо забитая переполняющим меня коктейлем из злости, ярости и боли.
Неужели она так и не поняла, ЧТО значила для меня?!
- Зачем ты вернулась? - снова задаю тот же вопрос. - Зачем?
- Потому что боюсь. Боюсь, что без тебя становлюсь безумной.
Она снова смотрит на меня. Открыто, с вызовом. И в то же время что-то в ней не так. Но я не понимаю, что. Не ловлю. Пропускаю что-то важное.
- Не волнуйся, родная, ты не останешься одна в этом аду, - обещаю я. - Я буду рядом в этот раз.
Слабое подобие улыбки мелькает на ее лице.
- Мне… не хватало тебя.
И снова странное чувство, что все вроде так, но в то же время нет. Она говорит правду, она льнет ко мне сама. Она все та же. И все-таки время - другая.
Чужая. Лживая. Предательница.
- И тебя совершенно не беспокоит, что я трахаю не только тебя?
В ее взгляде мелькает боль. Я вижу это четко. И в то же время ловлю, как меняется Арина. Сдерживается. Молчит, упрямо кусает губы, а затем обреченно кивает. Так, словно у нее нет выбора. Но почему? Почему она не расскажет, как есть? После того, в чем уже призналась!
- Если это единственный вариант, то я смогу… привыкнуть.
- Даже так… А знаешь, хорошо. Мне нравится твоя покорность. Ты накосячила, Пташка. Так что сама виновата. Ведь так?
- Так, - послушно кивает она.
- И раз уж ты виновата передо мной куда больше, самое время начать реабилитироваться, правда?
Еще одна лживая улыбка. Едва сдерживаюсь, чтобы не встряхнуть нахалку как следует, не потребовать ответов. Хочет поиграть? Ладно, Пташка. Сыграем. Но после не жалуйся…
- Правда, - тихо шепчет Арина и мягко проводит ладонями по моим плечам. Совсем как раньше.
- Я скучала, Саш…
Мне так хочется закрыть глаза и хоть ненадолго представить, что все это - не кривое отражение моих собственных снов. Что все это может быть настоящим.
Что мы еще можем быть такими…
Или уже нет? После всего?
Я жду. Оставляю ей шанс прекратить, перестать притворяться, но девчонка настойчиво продолжает распалять меня. Хотя надо ли стараться, если у меня на нее всегда стоит. Даже сейчас. Несмотря на всех демонов, что жрут меня изнутри и требуют крови предательницы.
- Накажи, если тебе это нужно, - добивает она. Поднимает взгляд, и впервые за весь вечер я, наконец-то, вижу то, по чему так скучал все эти годы.
Те самые доверчивость и уязвимость, которые так поразили меня. Здесь и сейчас мы будто возвращаемся в прошлое. Туда, где не было ничего, что могло разделить нас.
- Саш, я все еще люблю тебя...
Выдохнуть. Прикрыть глаза, чтобы не сорваться. Сдержать первый порыв.
“Не навреди” - последняя адекватная мысль перед тем, как наше общее безумие поглощает меня без остатка…
Что же ты наделала, Пташка…
- 16 Арина -
Идти сейчас к Алексу - настоящее безумие. Но есть ли у меня выбор? Разве можно считать выбором необходимость либо пожертвовать близкими людьми, либо сдаться зверю, способному задрать до смерти?
Мне до чертиков страшно. Слабоумие и отвага - это про меня. Хотя, конечно, будь моя воля, я бы сбежала. Сразу. Навсегда. Чтобы не видеть, не чувствовать.
Не вспоминать…
Я балансирую на краю пропасти - один неверный шаг, и все. Все обернется катастрофой. Сколько бы времени ни проходило, я по-прежнему чувствую настрой Воронцова. И я знаю - он сдерживается. Пока еще контролирует свою ярость.
Он дикий, обезумевший зверь, который в запале готов на многое. А мне нечего противопоставить его силе. Только покорность, послушание и… любовь.
Ту самую, что я так старательно выжигала в себе, что клеймила и выдирала с корнем каждую ночь, когда рыдала в подушку, оплакивая брата.
Я говорю о готовности понести наказание, а у самой внутри все дрожит. Мне страшно до дрожи, до холода в груди. И только улыбка дочери дает мне силы не сворачивать с выбранного пути.
- Саш, я все еще люблю тебя…
Как бы абсурдно это ни звучало, но в этих словах нет лжи. Я честна с ним. С собой. Это сложно признать, сложно перестать обманывать себя.
Мы слишком связаны. Между нами все слишком. И дочь, которая…