Во власти дьявола

— О, на этот счет я легко мог бы засыпать вас другими цитатами, и гораздо лучшими! Запах женщины, «этот нежный запах, почти раздражающий, и это тело — без мускулов, без нервов, точно какой-то белесый моллюск…» Но тут вы ошиблись, это не Монтерлан, это — Коста! И, возвращаясь к нашему разговору, когда Расин пишет: «Меня сушила страсть, томили сновиденья» [6], разве он говорит о себе? Нет, это Федра осмелилась излить свою любовь Ипполиту. Вы путаете персонаж с его автором — точно так, как все эти глупцы, которые принимают тень за саму жертву.

Странная это была дуэль! Софи вновь перешла в наступление:

— Кто сохнет, кто томится? Уж не вы ли?

Удар вышел прямым, неожиданным и жестоким. Мы заметили изумление на лице Ната. Но через мгновение ответный удар полетел как стрела:

— Это — Федра, а значит, вы!

— Я? «Что ж! Узнай теперь ты Федры ярость!» [7]. Я вас ненавижу и никогда не подпишу с вами никакого контракта.

Теперь настала очередь Пурвьанша расхохотаться.

— Умру со смеху! Можно подумать, мы тут играем Гольдони! Или, скорее, Фейдо! Пардон, еще хуже: Куртелина! Не Бергсон ли говорил, что «водевиль имеет такое же отношение к реальной жизни, как говорящая кукла — к человеку»? Но хватит! Я вижу, что вы меня ненавидите за то, что мне удалось помешать вам совершить тяжкую ошибку. «Комеди Франсэз» ничего не стоит.

— Разве я не свободна в своем выборе?

— Прекрасная реплика, но повторяю вам: вы — трагическая актриса, и я предлагаю вам в этом убедиться. Разве это не говорит о моей честности?

— Я не верю в вашу честность!

— Вы хотите меня оскорбить!

— Вы этого заслуживаете. Впрочем, я пришла сюда лишь для того, чтобы вы перестали питать на мой счет иллюзии. Я не продаюсь и не покупаюсь. И если когда-нибудь мне придется играть Федру, знайте, что это будет не с вами.

Она поднялась, расцеловалась со мной и Алисой и спокойно вышла.

— Что вы ей наговорили, отчего она в таком настроении? — спросил Пурвьанш.

— Я рассказала о том, что произошло на улице Поль Валери и как вы там со мной обошлись, — нанесла удар моя подруга.

Он в бешенстве передернул плечами:

— Жалкие глупцы! Застревать на подобных пустяках! А ты, маленькая ведьма, знаешь, что ты сделала своим змеиным язычком? Ты только что разбила карьеру этой несчастной! Она собирается поступить в «Театр ампир», в этот стародевичий монастырь! Она там засохнет и отупеет! Тогда как я, я предоставил бы ей возможность раскрыть ее дарование! Ба, я нисколько не сожалею, что позволил тебе насладиться забавами твоей mater dolorosa [8]! Надеюсь только, что столь благородное зрелище смогло возвысить твою душу!

Его ранил отказ Софи, и теперь он пытался задеть и нас, вымещая на нас свое отчаяние. Софи Бонэр его не пощадила. Его самолюбие дало течь из всех щелей. «Титаник», который считал себя непотопляемым, только что наскочил на айсберг. Паника на борту!

— Эта Софи — просто стерва! Возможно, она думает взять надо мной верх, надеясь, что я начну пресмыкаться, вымаливая ее согласие… Да что возомнила о себе эта девка? Катись она к дьяволу, эта уродина, жухлая блондинка с кривыми ногами и косыми бельмами! Только пусть потом на меня не рассчитывает, когда ей понадобится кто-нибудь, кто сможет вытащить ее из этой выгребной ямы!

А мы смаковали этот миг торжества, не зная еще, что в небе над нами уже собирались тяжелые грозовые тучи.

XXI

Протекло две недели; все это время мы с Пурвьаншем не виделись. Алису не слишком удовлетворило то жестокое оскорбление, которое ей удалось причинить ему с помощью Софи Бонэр. Тем не менее удар был нанесен. Он кипел злобой. Мы получали кое-какие сведения от одного актера из его труппы, с которым я сохранил дружеские отношения.

Как-то утром я пошел купить хлеба, и в это время меня окликнул наш режиссер. Он сидел на террасе кафе и поджидал меня почти целый час. Он был небрит, волосы спутаны, глаза смотрели мутно.

— А, — заторопился он, беря меня за руку, — я тебя ждал. Нам надо поговорить.

— Нам не о чем разговаривать.

— О, конечно же, есть! Можно подумать, ты меня избегаешь. Разве я не был всегда с тобой откровенен? Ну, слушай. Эта история с малышкой Бонэр меня замучила. И разумеется, я готов признать, что не слишком-то хорошо вел себя с женщинами, но как еще можно обращаться с такими созданиями — сложными, хитрыми, все время меняющимися. Короче, Софи — совсем другое дело. Думаю, она — другого поля ягода.

Вскоре я обнаружил, что уже сижу на террасе рядом с ним. Теперь я заметил, что он заказал себе графин белого вина и, пока ждал меня, выпил три четверти. В девять часов утра! Он продолжил: