Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920

Но после боя под Белой Церковью кавбригаде полегчало. Тухачевский сломал своим тараном польский фронт, поляки рухнули и по всему фронту побежали.

На ходу, наспех пополняя свою кавбригаду, Котовский бросился вместе с Буденным на Львов. Своим ударом-наступлением красная конница сшибла и повалила поляков. Неслись по 40 километров в день. Это было всесметающее наступление, и котовцам уже мерещилось – вот-вот перемахнут через порог Европы…

Картина боев одна и та же. Когда после упорной борьбы уже изнемогала советская пехота, на смену появлялся Котовский с Криворучкой, Нягой, Кривенко, Удутом, с царскими полковниками и ротмистрами, и конница, сверкая шашками, с гиком, свистом, улюлюканьем кидалась в атаку.

Иногда командование фронта – Егоров и Сталин – бросало кавбригаду в прорывы, в польский тыл, и кавбригада наносила поражения, мотаясь днями в промежутке за польским тылом.

Постаревший, бледный от переутомления, с опухшими глазами, охрипший носился Котовский во главе бригады на знаменитом любимце бойцов «Орлике»…

Котовский беспощаден. Хоть и имел в распоряжении подлинных военнообразованных офицеров, но командовал бригадой сам. Он не был военным, но был истым партизаном, и воле его не перечь. Иногда бросал бойцов даже в ненужную, но «эффектную» атаку.

В бою под Пузырьками во время атаки, метавшийся словно страшный черт, забрызганный грязью, весь в пыли Котовский приказал Криворучко, спешно бросить эскадрон под командой Кривенко прямо в лоб польским пулеметам.

Жестокий приказ. Но такова уж эта полуразбойная, полуреволюционнная армия, народ, севший на коня, таковы ее нравы…

В крепкой узде держал Котовский свою «шпанку». Закоренелых, не шедших ни на какой страх мародеров-бойцов расстреливал. Правда, говорят, эти расстрелы с трудом переносил комбриг. Садился после них в хате за стол, сжимал руками голову, скреб свою блестящую лысину, бормоча, ругаясь по-молдавански…

Для своей бригады Котовский был не только боевым командиром, но и трибуналом, и государством, и вождем. На Котовском кончалось все, и жизнь и смерть в красной коннице. Стонали местечки, городки от прихода советской кавалерии. Эти шедшие на Европу войска были большие охотники до «камушков и часиков». Но котовцы – не буденовцы.

– Буденовцы что, виндидуалисты! – хохотал комполка Криворучко. – Кто нашел, тот и тащи! А у нас – круговая порука, пользуйся, но общей кассы не забывай!

Котовский знал нравы своей банды и разрешал «грабануть» богатых, но за грабежи мещан, крестьян, местечковых евреев беспощадно расстреливал, внедряя, так сказать, в разбой «классовую линию». И дань грабежа складывалась в общую кассу кавбригады.

Входя в хату на отдых после боев, первое, что приказывал Котовский ординарцам, – любимую:

– Яичницу в 25 яиц!

Но перед боем не ел целый день и бойцам приказывал не есть.

– Дддураччье! – кричал характерным чуть заикающимся басом, – разззве жж можжно жжрать перед ббоем? Поппадет ппуля в жживот и ббаста!

Здоровье, силу и спорт любил Котовский. Гимнастику проводил даже на войне. Ругаясь, заставлял заниматься гимнастикой всех командиров…

В местечке Хабное, где после боев стала кавбригада, на второй же день собрал всех командиров в местной синагоге – единственном просторном помещении. Произнес вводную речь о необходимости гимнастики, приказал всем раздеться, разделся и сам и, стоя пред выстроившимися в две шеренги командирами, начал:

– Первый прием, рраз! Начинай, дыши…

Дело было зимнее. А комбриг открыл окна. Командиры поругивались про себя, синели от холода, но проделывали все мудреные приемы. После гимнастики Котовский приказал обтираться водой. В бочке нашли воду, приготовленную для еврейского религиозного ритуала.

– Обтирайся! Бог не обидится! – ревел Котовский. И под общий хохот зачерпывали командиры, обтирались. Только тут заметил Котовский, что одного комэска недостает, и прямо из синагоги пошел в его квартиру.

– Отколет сейчас над Митькой «котовку», – хохотали, шли за ним командиры. Знали, что уж что-нибудь да выдумает комбриг, идущий к не явившемуся комэску.

У избы остановился. Выскочил ординарец.

– Спит? – крикнул Котовский.

– Спит, товарищ комбриг.

– Принеси-ка два ведра воды, да похолоднее!

С двумя ведрами в руках, пригибаясь в сенях, Котовский вошел в покосившуюся еврейскую хату, где на постели, разметавшись, храпел еще полунагой комэск.

С размаху вымахнул Котовский на спящего ведра, приговаривая:

– Обливаться перед девятым номером нужно, товарищ комэск! Вот как!

А на утро трубы уже играли генерал-марш. И странная конница из полубандитов, солдат-командиров, старых офицеров, уголовников, подымалась, седлала коней и трогала по пыльным улицам, выступая в бой за Львов.

По 50 километров неслась в сутки красная конница. Еще один переход – и возьмут столицу Галиции. Но под Львовом получился категорический приказ свертывать на север, спасать общее положение, уже обессилевшей под Варшавой, красной армии.