Во власти хаоса

Встретили Новый год в Москве, но не шампанским, а пивом. 3-го числа отбыл с Кавказского вокзала, причем пришлось прыгнуть на площадку вагона, когда состав подавали из вагонного парка; затем пришлось подкупить проводника… затем осада купе, и отбитие повторных атак товарищей… Выходы из купе лишь через окно, т. к. коридор был завален людьми и багажом. И так три дня и четыре ночи! У меня было завидное место: конура для багажа над дверью; но, правда, приходилось складываться, как перочинный ножик.

«Граница» между «ими и нами» проходила между ст. Чертково и ст. Миллерово. Первую занимают большевики, вторую казаки.

В стане товарищей шумно, к небу то и дело взлетают ракеты, и раздается истерическая стрельба. Поезд тщательно обыскивается, причем всякое оружие отбирается. Иногда в категорию оружия входят серебряные портсигары, кошельки и пр.

В казачьем стане тишина и порядок. Чувствуется уверенность в своих силах без ненужной трескотни выстрелов. Казаки тоже производят обыск, но спокойно и деловито: «Вы офицер?» – «Да». Казаки молча идут дальше, не взглянув даже на вещи. В вагонах сразу становится свободно, товарищи куда-то исчезли и можно выйти в коридор.

В Ростове полный порядок и спокойствие. На стенах вокзала объявление: «Солдаты и офицеры! Записывайтесь в Добровольческую армию!».

Дальше идет перечень условий: жалование офицера 100 рублей, солдата 30 рублей в месяц. За четыре месяца непрерывного пребывания на фронте пособие 200 рублей, за 8 месяцев больше, и т. д. За ранение единовременное пособие в 500 р. Семье убитого 1000 р. Женатым офицерам субсидия 100 р. в месяц. Дальше идет описание главных отличий Добровольческой армии: никаких комитетов, полная дисциплина. Не то что нет комитетов, а именно «никаких», это ведь большая разница, если вдуматься! Говорят, что набор идет успешно. Генералы Каледин, Алексеев и Богаевский царят на Дону. Корнилов пока особой роли не играет. Здесь же находится и Родзянко.

Говорят, что фронтовые казаки заразились большевизмом и Каледин думает распустить их по домам для «оздоровления».

У офицеров здесь погоны, на меня многие смотрят сочувственно – беглец, мол, из большевистских стран на Вольный Дон. Здесь же собирается и Батальон смерти. Оказывается, наш Дударов вовсе не был ранен и арестован в Калуге, а просто скрывался и теперь вместе с Ширяевым находится в Новочеркасске, куда стягиваются поодиночке ударники из разных углов России; много здесь и бравых, молодцеватых юнкеров.

В поезд сесть легко и после езды на подножках как-то чудесно и неправдоподобно: у каждого вагона стоит «некто» неподкупный, пускающий лишь по билетам и не знающий жалости к товарищам.

То, что ожидает нас впереди, не совсем ясно. В Ростове выдают билеты лишь до Петровска. Станции Тихорецкая и Прохладная в руках большевиков – это объясняется тем, что эшелоны с Кавказского фронта боятся двигаться на Ростов, где их обезоруживают, и потому застревают по дороге на крупных узловых станциях, где можно свернуть, минуя Ростов.

После минской и московской дороговизны я был поражен: огромный белый (!) хлеб фунтов в 10 стоит здесь 3–4 рубля. Благословенный край. Пассажиры с севера, как волки, накинулись на дешевую еду. […]

Конец войны 1914–18 гг.

Нет смысла печатать полностью конец этого дневника, потому что описания моего пребывания в Батуме полны малоинтересных личных переживаний. Следовательно, оставлены лишь короткие выписки.

Батум. 10 февраля 1918 г.

Здесь все надеются на грузин, татар, украинцев, ингушей, текинцев и вообще всяких горцев… Что же [касается] наших коренных русских, то уже укоренилось общее мнение, что добра от них ждать нечего. Но главная надежда у всех – Кавказ и Украина. Спасения ждут с Юга!

12 февраля 1918 г.

Застрелился несчастный ген. Каледин, поняв, что часть казачества заражена коммунизмом. В Батуме голод, яйцо стоит 50–60 копеек, хлеба нет, мясо исчезло, правда есть еще кукуруза и изредка можно найти картошки.

5 марта.

Вдали слышна сильная пулеметная, ружейная и артиллерийская стрельба. Это стычки между грузинскими войсками и красными матросами. Местные туземцы, аджарцы, которых уважаю и даже люблю, дали грузинам ультиматум о переходе всей власти в их руки. Приехал ген. Ляхов, который поссорился с грузинами и на которого метят аджарцы, которым нужен видный вождь.

15 марта.

Грузины объявили общую мобилизацию (18–40 лет). Против кого? Русских? Аджарцев? Решил увильнуть и достал бумажку, из которой явствует, что «штабс-ротмистр Столыпин состоит на амбулаторном лечении при 329-м госпитале». Не особо убедительно, но лучше, чем ничего.

17 марта.

С гор, т. е. из Горной Аджарии, сошла первая партия горцев и ввязалась в перестрелку с грузинской разведкой. С обеих сторон были легкие потери. Из Тифлиса прибыли грузинский бронепоезд и взвод конно-горной артиллерии. Солдаты хорошо одеты, и кони недурны. У офицеров малиновые фуражки – явное подражание нижегородцам. Проследовал батальон грузинской пехоты, который вступил в бой с аджарцами у речки Аджарис-Цхали.