Во власти хаоса

Графу Витте пришлось работать в Америке при крайне неблагоприятной политической атмосфере. Разжигаемое враждебными России влиятельными в Штатах еврейскими организациями, американское общественное мнение было настроено против нас и склонялось открыто на сторону японцев. В переработке этого настроения умов в Америке Витте выказал себя настоящим виртуозом. Японцы настаивали на том, чтобы на конференции в первую очередь подверглись рассмотрению наиболее существенные пункты намеченного соглашения. Витте провел процедуру обратную. Вначале представлены были к обсуждению вопросы маловажные, по которым наши представители систематически уступали. Уступчивость наша произвела прекрасное впечатление в Штатах, и Витте ловко воспользовался этим обстоятельством, раздувая всячески наше миролюбие в своих беседах с американскими журналистами. В итоге создалась такая благоприятная нам атмосфера, что, когда конференция коснулась вопросов первой важности и японцы настаивали на разрешении их в их пользу, Витте имел полную возможность, уже не опасаясь злобной критики американской печати, отнестись отрицательно к японским требованиям. Главный сотрудник Витте в Портсмуте, барон P. P. Розен, не симпатизировавший Витте в принципе, не раз выражал мне свой восторг перед той виртуозной ловкостью, которую он обнаружил при заключении русско-японского договора.

Витте вернулся в Европу триумфатором. Император Вильгельм пожелал его видеть на пути в Россию. Он принял его в своем охотничьем замке, Роминтене, пожаловал ему небывалую дотоле для иностранца награду, а именно – цепь к ордену Черного Орла и лично проводил его на станцию. Кстати, несколько слов об отношениях Кайзера к графу Витте вообще. Отношения эти подвергались частым изменениям. При Александре III и в первые годы царствования Николая II Вильгельм II, зная влияние Витте при Дворе, считался с ним. Он как-то попробовал переменить свою систему: это было, если не ошибаюсь, летом 1897 года – по вопросу о ввозе в Германию наших гусей.

В угоду аграрной партии берлинское правительство под предлогом эпизоотии запретило внезапно этот ввоз в то время, когда между пограничными станциями, Эйдкунен и Вержболово, накопилось уже свыше 400 000 птиц. Посольство наше, во главе которого находился в то время, в качестве поверенного в делах, Н. И. Булацель, тщетно протестовало против этой меры. Тогда сам Витте вмешался в это дело. Он, со своей стороны, запретил немедленно ввоз в Россию некоторых германских мануфактурных изделий. Германское правительство попробовало упорствовать, но принуждено было вскоре уступить. Виттовский урок обошелся немецкой казне очень дорого. В один месяц она потерпела убыток в 18 000 000 марок, и так называемая «гусиная война» была нами выиграна.

Кайзер сохранил об этом инциденте впечатление неприятное и, в сущности, к Витте особых симпатий питать, естественно, не мог. Оказывая ему, тем не менее, небывалый почет в Роминтене, Император имел в виду заручиться государственным деятелем, которому, по его расчетам, суждено было играть в России видную роль. Но когда Витте окончательно пал после своего кратковременного пребывания во главе правительства в 1905 году, Вильгельм II не скрывал своего удовольствия в кругу приближенных ему лиц. Он чувствовал, что он избавляется от решительного и опасного партнера.

В вопросах внешней нашей политики граф С. Ю. Витте придерживался следующих, неоднократно высказанных мне, взглядов:

«Россия, прежде всего, должна преследовать возможно широкое развитие своего экономического благосостояния, – говорил он, – и потому, избегая осложнений, вести политику исключительно миролюбивую. Относительно Германии, нам следует считаться с ее интересами, но и требовать от нее того же по отношению к нашим. На этой почве мы должны обнаруживать полнейшую непреклонность и, опираясь на наши отношения к Франции, мы имеем полную возможность проводить эту политику вполне последовательно. Наши отношения к Германии от такой политики только окрепнут. Тех же методов мы должны придерживаться и по отношению к Англии, и тут поможет нам англо-германский антагонизм. Никаких союзов, кроме существующего франко-русского, нам не надо. Они связали бы только нам руки. Я считаю поэтому крупной ошибкой Извольского его соглашение с Англией и преступлением со стороны Сазонова, что он увлекся этим соглашением и стал игрушкой в руках какого-то Бьюкенена. Мы вступили на крайне опасный путь. Нам не следует ставить на карту наши отношения к соседней Германии, для нас и для немцев одинаково ценные. Война с Германией была бы для обеих Империй явным безумием. Кроме того, не следует забывать, что война с Германией могла бы быть нами выиграна исключительно, если бы ей был придан характер войны национальной, что при Царе, не пользующемся достаточной популярностью, едва ли возможно. Проигрыш же еще одной войны, или даже ее чрезмерная затяжка, привела бы неминуемо Россию к самой ужасной катастрофе».

Таков был политический катехизис покойного министра. И это не были слова, а неизменные его убеждения.