Энн знала, что герцогиня больше говорить не станет. Она любила посплетничать о семье и делала это с удовольствием. Дом, семейные традиции, — все это составляло ее жизнь, и теперь мало что кроме этого интересовало ее. Годы унесли ее подруг одну за другой; дети выросли и завели свои семьи; налоги лишили ее многого, без чего раньше герцогиня и не представляла себе жизни. Достигнув весьма преклонного возраста, она лишилась почти всего, остались лишь воспоминания.
— Могу я сделать для вас еще что-нибудь? — спросила Энн, подумав, что герцогиня кажется утомленной.
— Ничего не нужно, дорогая. Спасибо, — последовал ответ.
Энн отправилась домой. Она пошла через Грин-Парк [9]к вокзалу Виктория [10], потому что там было легче сесть в автобус в час пик. По дороге она думала о герцоге. Он оказался невероятно интересным собеседником, но Энн заметила, как временами боль искажала его лицо. А когда он собрался уходить и, тяжело опираясь на костыли, неловко направился к выходу, ее душа внезапно восстала против жестокости и страданий. Ну почему в жизни не может быть все таким, каким она представляла в мечтах: красивым и радостным? Почему болезни и ужасы войны уродуют людей, разрушают их морально и физически, лишают мира и счастья?
— Ты что такая серьезная? — спросила Салли, когда Энн пришла домой и села, слушая разговор Мэриголд с Салли, но сама не вставляя ни слова.
Энн хотелось бы рассказать обо всем, но слова не шли с языка. Всю жизнь она стремилась избежать всего неприятного, некрасивого. Даже никогда не стремилась навещать больных и страждущих, потому что не хотела слушать их жалобы и видеть их нищету.
Энн подошла к окну и стала смотреть на крыши.
— Что со мной происходит? — спрашивала себя девушка. — Я не жажду денег, как Мэриголд, но боюсь всего жалкого и убогого.
Вдруг она почувствовала, как ей на плечо легла рука Салли и мягкий голос младшей сестры спросил:
— В чем дело, дорогая? Чем ты так расстроена?
Мэриголд в этот момент пошла зачем-то вниз, и Энн без лишних подробностей рассказала Салли о герцоге.
— Бедняга! — воскликнула та. — Как это ужасно и для него, и для его матери! Может быть, ты сможешь помочь ему, дорогая?
Энн, волнуясь, взглянула на сестру и спросила:
— Как? И знаешь, скажу тебе откровенно: я не хочу. Ужасно сознаваться в этом, Салли, но я не такая, как ты. Мне не хочется быть с больными и немощными. И не надо убеждать меня, что это плохо и неправильно, потому что мне самой стыдно за себя, но такова правда. Я хочу жить в мире, где все здоровы, счастливы и богаты.
Салли рассмеялась:
— Дорогая Энн, это уже будет не жизнь на земле, а рай на небесах, но поскольку мы не можем оказаться там прямо сейчас, нужно здесь, на земле, делать все, от нас зависящее, чтобы украсить жизнь. Помнишь, что говорил папа? Люди не могут быть совершенными, но пытаться может всякий.
— Папа — это другое дело, — упавшим голосом произнесла Энн. — Он был не такой, как мы. Он умел повсюду находить красоту, все в мире для него было чудесным.
— Да, знаю, — вздохнула Салли. — Жаль, что мы не такие, как он.
— Ты-то как раз такая, — сказала Энн, целуя Салли в щеку. — Но не волнуйся за меня, сестричка: я никогда не получу то, что хочу, но все равно буду надеяться.
Салли ничего не сказала и только крепко обняла Энн за плечи. Через секунду дверь распахнулась, и появилась Мэриголд с кувшином молока в руке в сопровождении Питера.
— Посмотрите, кого я обнаружила на крыльце, — весело сказала она. — Он пригласил меня на ужин, и я с радостью согласилась. Мне до смерти надоели чечевичные котлеты в нашем ресторанчике. Подожди, Питер, я надену шляпку.
Мэриголд исчезла за шторой. Салли повернулась к Питеру, собираясь поздороваться, и сразу заметила, что он выглядит как-то иначе. Потом Салли поняла, что на нем вместо обычных вельветовых брюк и свитера на этот раз был прекрасно сшитый фланелевый костюм и рубашка с галстуком.
— Вот это вид! — воскликнула Салли.
Питер усмехнулся:
— Это комплимент?
Салли кивнула:
— Ты выглядишь совсем по-другому, и мне это нравится. Даже не думала, что ты такой красавец!
— Ну, ради такой похвалы стоит претерпеть все неудобства из-за галстука, — со смехом сказал Питер.
«Да, — думала Салли, — так он выглядит абсолютно другим человеком, и ему это очень идет».
Ей никогда не нравилась небрежная одежда, которую он обычно носил; может, так и было принято среди богемы, но, по мнению Салли, выглядело чудаковато, будто нарочито. Питер, высокий и широкоплечий, в классическом строгом костюме выглядел прекрасно.
Вернулась Мэриголд. На голове у нее была очень маленькая шляпка, украшенная белыми маргаритками. Девушка вся сияла.
— Идем, Питер! Давай отправимся в какое-нибудь интересное местечко. Считаешь, что ты достаточно богат сегодня?
— Достаточно богат, чтобы накормить тебя хорошим ужином.
— Прекрасно.
Они попрощались с Салли и Энн и вышли на залитую закатным солнцем улицу. Мэриголд уже собралась свернуть за угол, но Питер остановил ее.
— Я на машине.
— На машине? Я и не знала, что у тебя есть машина.
— Она была в ремонте.