Во власти мракобесия

Вадим Игнатьев обмахивался газетой и поглядывал на столпившихся возле мостков пассажиров. Иннокентия Хворостова он видел только на фотографии, но есть такие люди, которые на фотокарточках всегда получаются мало похожими на себя. Трамвайчик уже объявил об отправлении через пять минут, а Вадим всё не мог вычленить Хворостова из гущи людей.

«Не пришёл, что ли? Струхнул? Или что-то дало сбой?»

Вадим достал мобильный телефон.

– Алло? Иннокентий? Что-то я вас заждался. Может, вы раздумали?

– Нет, я уже подхожу…

Хворостов появился в следующую минуту, чуть запыхавшийся и взволнованный. Игнатьев помахал ему рукой.

– Здравствуйте. – Иннокентий пожал протянутую ему руку.

– Давайте прокатимся, – удовлетворённо хмыкнул Игнатьев.

Они поднялись по скрипнувшим мосткам, за ними на борт зашло ещё человек десять, и капитан дал команду отчалить.

Они смотрели на удалявшийся берег. Вода пенилась под катером и разбегалась тёмными волнами, на которых покачивались пустые пластиковые бутылки, банки из-под пива и прочий мусор.

– Как продвигается наше дело? – спросил Вадим. – Мне просто не терпится увидеть сокровища Али-Бабы.

– Алексей Семёнович сказал, что груз готов к отправке.

– И когда же состоится сие торжественное мероприятие? Мне кажется, Морж… простите, Алексей Семёнович немного затягивает процедуру.

– Беда в том, что мы никак не можем подобрать людей, которые решились бы провезти драгоценности. Никто не хочет ехать в Москву с таким грузом. И никто не хочет встречаться со службой безопасности.

– Неужели проблема только в этом?

– Да, – кивнул Хворостов. – Но я уверен, что в ближайшие дни Алексей Семёнович найдёт нужных людей.

– Не понимаю, как вы собираетесь там-то протащить такое богатство через таможню?

– А вы думаете, что чиновники только в России бывают нечистые на руку? – Хворостов искренне рассмеялся. – Нет, за границей взятки лопатами гребут, может, даже круче, чем здесь. Это дело по всему миру на широкую ногу поставлено. С помощью денег любые двери открываются, любые запреты отменяются… – Увидев скептическое выражение лица Вадима, Хворостов уточнил: – Ну если не все, то многие. Так что насчёт того, как пронести чемоданы с бриллиантами через английскую таможню, вы не беспокойтесь. Этот вопрос уже решён.

– Любопытно, что эти слова произносит юрист.

– Юриспруденция – это не наука о том, как следовать закону. Это наука о том, как использовать несовершенство законодательства в своих интересах.

– И всё же… Очень уж любопытно: как ваши люди пройдут через таможню?

– Как дипкурьеры. Без досмотра. Это уже оплачено…

* * *

Вена, конечно, нравилась Трошину. Здесь всюду ощущался дух упорядоченности и чистоты. Возвращаясь мысленно в Москву, Сергей невольно внутренне съёживался, представляя повсеместную грязь, лужи, высыпающийся из дворовых контейнеров мусор, шныряющих возле подъезда крыс, подростков с отупевшими от пьянства лицами, бездомных попрошаек с покрытой язвами кожей… Такое воспоминание оказывалось всякий раз не в пользу Родины.

«Почему же у нас всё время так? Почему мы постоянно говорим о каком-то мифическом светлом будущем, но имеем только ужасное настоящее? Почему у нас не получается? Почему в Советском Союзе, с такой правильной идеей равенства и братства, так и не сложилось гармоничное общество? И почему теперь Россия, со всеми её богатствами, превратилась в безбрежье нищеты, на просторах которого лишь тут и там громоздятся шикарные небоскрёбы? Полная безнравственность и вседозволенность власть имущих – вот что такое Россия сегодня. И всё-таки я служу моей стране. Служу честно, преданно… Почему? Разве я верю в то, что у нас будет когда-нибудь так же хорошо, как здесь?.. А как здесь? Что, собственно, тут хорошего, кроме опрятности улиц и людей? Во всём остальном они не только не лучше, но даже хуже нас, потому что нет в них искренности и доброты. А нет этого из-за того, что здесь нас ненавидят. А ненавидят потому, что боятся. Боятся нашей необъятности, нашей мощи, нашей дикости. Им всем не терпится увидеть, как наша страна развалится на куски, а затем они расхватают эти куски. Открыто наброситься на Россию не решается никто, хотя мы почти обескровлены ельцинскими реформами, а вот рвать нас, как гиены рвут раненую антилопу, они могут… Наверное, у нормального гражданина сейчас вряд ли есть основания гордиться Россией, но я защищаю её, бьюсь за неё не из гордости, а потому, что я чувствую себя частью моей страны и мне больно. Я борюсь за выживание. Не за банальное человеческое выживание, а за выживание в теле России…»

С заднего сиденья «вольво» Трошин разглядывал проплывающие за окном улицы Вены. На коленях у него покоился портфель с прослушивающей аппаратурой, предназначенной для Николая Овсеенко.

– Сейчас мы свернём и въедем в подземный паркинг, – сказал, не оборачиваясь, управлявший автомобилем сотрудник резидентуры.

Сергей кивнул. Дальше ему предстояло ехать на конспиративную квартиру одному. На подземной автостоянке его ждала машина, ключи от которой лежали у него в кармане.

– Желаю удачи, – пожелал водитель Трошину вдогонку.

– К чёрту!