Во власти (не)любви

Около калитки был припаркован голубой минивэн, а это значит, что нелегкая принесла Круля. Мерзкий эскулап постоянно наведывался в дом Кнедла, дабы Джина получила свою дозу вефриума. И каждый раз она вздрагивала, видя, что на улицу свернула его машина. Казалось бы, ко всему можно приспособиться, но Джин никак не могла привыкнуть, что в ее грудную клетку каждый божий день со всей дури всаживали длиннющую иглу.

Круль, не особо довольный тем, что она избежала химзаводов, делал все, чтобы и без того неприятную процедуру стала максимально болезненной и долгой. А главное — препарат действовал, подавляя в ней вампирскую природу. И в один из дней Джин с ужасом поняла, что не может вспомнить не только вкус крови, без которой она не мыслила жизни ранее, но и свой вампирский талант, который с рождения был частью ее. Некоторые вампиры не любили доставшуюся им способность, или относились ровно, но Джин всегда обожала свой дар и применяла его с огромным удовольствием, как на себе, так и на других.

Вечером, в своей спальне (которая, разумеется, не запиралась на замок), она попыталась вызвать талант и немного видоизменить свое нижнее белье, сделав его не таким грубым и уродливым. Но дар не откликнулся — у Джин не получилось ровным счетом ничего, как она ни старалась. Этого нужно было ожидать, сверхспособности есть у вампиров, а она сейчас уже больше человек, нежели вампир… И это осознание, осознание того, как ее ломают, легло на Джину таким тяжелым грузом, что она свернулась калачиком на крошечной постели в своей узкой комнатенке, и заплакала так же горько, как и в тот день, когда узнала о гибели отца.

Теперь в республике Догма медленно гибла она сама.

Она, Джина Моранте. Ее уверенность в себе. Ее Я.

Она понимала, Круль лишь исполнитель, и за тем, что с ней делают, стоит множество людей — от ученых, которые разработали препарат, до пестуньи Магды, которая непосредственно применила его на практике — с Джин, но в ее голове вефриум прочно ассоциировался именно с эскулапом Крулем.

Сегодня эскулап был не один — вместе с ним из машины вышел невысокий плотный мужчина лет под шестьдесят. У него были распущенные до плеч вьющиеся седые волосы, гладко прилизанные на черепе, орлиный нос и выдающаяся шерстяная кофта, демократично накинутая поверх песочного цвета рубашки. Этот пенсионерский прикид мог обмануть кого угодно, только не Джин — у мужчины были острые светло-серые глаза, напоминающие глаза хищной рыбы, обитающей в глубине ледяных вод. И лицо… Смутно знакомое, вот только откуда, Джина вспомнить убей — не могла.

Комиссар Кнедл лично вышел навстречу дорогим гостям и это наводило на мысль, что дядечка в вязаной кофте ох как непрост, а когда Доротка и Вафля поспешили в прихожую, чтобы замереть с молитвенно сложенными руками и склоненными головами, Джин в этой мысли окончательно утвердилась. И встала в ту же позу рядом с Вафлей.

— Мы сделаем из этого показательный процесс. Они должны четко сознавать, что их ждет за… — незнакомец не договорил, так как ступил в прихожую, и его внимание переключилось на девушек. — Мир дому сему.

— Да придет ваш мир на дом нашего господина-мужчины, — в один голос ответили девушки.

Его изучающий взгляд остановился на Джин, и ей сделалось откровенно некомфортно. В этот момент она поняла, откуда ей знакомо лицо мужчины — из репортажей о республике Догма по телевиденью. Это был лидер Догмы, верховный комиссар Пий, под руководством которого пять лет назад и произошел переворот, сделавший Асцаинское княжество республикой. Джина помнила, что Вацлав Кнедл приходится ему племянником.

— Твоя новая чернавка, Вацлав? — поинтересовался Пий, бесцеремонно покрутив Джин за подбородок в разные стороны. — Слишком хороша, надо было в мессалины ее определить. Интересно, куда вы, эскулап, смотрели, когда давали Магде заключение? Или она сама так решила?

— На мой взгляд, эту юбку вообще надо было отправить на заводы, — не переминул прошипеть Круль. — Характерец у нее, доложу я вам…

— Характерец? — поднял брови Пий. — У эскулапов и пестуний есть все, чтобы их выдрессировать, а вы предпочитаете решать это заводами? Отправить такую красотку на заводы — преступление, она рождена быть мессалиной. Да я б себе ее взял… Как тебя зовут, юбочка?

В призрачно-серых глазах комиссара Вацлава Кнедла что-то промелькнуло. Что- то… Такое.

— Джина, — безо всякого выражения проговорила она.

— Как тебе здесь, Джина? — поинтересовался Пий с видимым участием. — Ты довольна своей жизнью?

— Очень довольна, комиссар, — ответила Джин, не поднимая глаз от пола.

Больше Пий на нее внимания не обращал, но ей с лихвой хватило и этого. Верховный комиссар Догмы производил откровенно жутковатое впечатление, а когда заговорил о том, что взял бы ее себе мессалиной, у нее сердце чуть не остановилось. Повадками дядя Вацлава Кнедла напомнил Джин упыря, страх перед которыми она впитала с молоком матери.