– А ну-ка подсобите! – рычала отважная женщина. К ней подплыл Семен, а с ним и дед Матвей. Они забрали малыша. Спасен!!
– Вячеслав, ты чертовку бери! С этим я сама справлюсь! – забасила Антипова и взяла Олега в тиски.
Одна рука у него была сломана, вторая крепко прижата. Не шелохнуться в гневных женских объятиях.
– Ну что?! Не по зубам куколка?! Ты почто, ирод, мою племяшку загубил?! Что она тебе сделала, чем провинилась?? Молчишь?!
Он застонал от боли и отчаяния. Еще бы, какой позор! Вояку баба скрутила!
– То-то, а как я тебя щас удавлю?! Она ж молоденькая, племяшечка моя, совсем девочка была… – хрипела от усилий Юрьевна, зажимая душегуба еще сильней. Благодаря высокому росту она уже касалась ногами дна и уверенно волокла добычу к берегу. Олег пытался отбиваться. Баламутил воду. Вокруг вздымались волны. Их количество росло. Объемные, похожие на человеческие головы всплески речной воды не опадали. Антипова заметила это первой.
– Матушки, племяшечка! Ты ли это? Смотри, ирод, душа ее за тобой пришла!
И верно, я увидела. В натуральную величину плечи, шея, девичья голова. И лицо бледное, но вполне узнаваемое. Кажется, губы шевелятся, будто она что-то сказать хочет. Я бы испугалась, если бы сама призраком не была! А вот еще водяные приведения. Олег их узнал! Невинно загубленные им жизни! Узнал!! Даже сопротивляться перестал, от ужаса чуть сам не утонул. Юрьевна брезгливо его за ворот удерживала. А накладные буфера оказались сшитыми из ваты – вывалились и, пуская пузыри, опустились на дно.
– С удовольствием утопила бы гада! Но нельзя, – посетовала Антипова. – У меня две доченьки теперь – семья…
В полуобморочном состоянии Олега потащили на берег, с двух сторон – Вячеслав и дед Матвей. Только вода не отпускала душегуба. Они как в колее застряли. Рябь от водяных голов сплеталась в цепь, тугую, серебром различимую в воде. Как кнут она взметнулась и затянулась на шее убийцы. Олег захрипел. Вячеслав не испугался, ухватил, оттаскивая водяной жгут.
– Славик, не встревай, эт-само! – одернул его Матвей. – Его не спасти уже. Сам, эт-само, пострадать можешь. Пусти. Седмица на душегуба печать, эт-само, ставит. Я только раз такое видел, когда матушка, эт-само, осерчала.
Печать?! Вода пилой проходила сквозь горло. Олег захлебывался изнутри. Ужас застыл в его тускнеющих глазах. Все кончено? Он бьется в судорогах. Серебряные капли, сочась сквозь кожу, падают в речную рябь, а вокруг шеи проявляется след – малиновая петля.
– Я же говорю, эт-само, смертная печать. Жуткое наказание, эт-само, но вполне заслуженное. Ему теперь от Седмицы не отлучится и убить, эт-само, он уже никого не сможет. Ни человека, ни живность какую. Петля оживет и придушит, эт-само. И он об этом знает!
Когда все вышли на берег, Катя была уже на ногах.
– Даша, ты здесь? – не таясь, хрипло спросила она. – Маринка отдала, – и показала украшение с янтарными песочными часами. Вот что нам нужно!
– Ласточки мои, а пользоваться ключом жрицы умеете? – тихо и каким-то странным голосом спросила матушка Анастасия. И опять я увидела в ее глазах желто-зеленое свечение. Она надела украшение на себя.
– За руки возьмите меня, детоньки. Негоже вам по незнанию столько безвинно мучиться.
Не помню, как с Катей оказалась у Седмицы. Мы зависли, погруженные в толще воды. Река в моем сознании превратилась в бескрайний океан.
Солнечный свет, проникая сверху, густел, опутывая все невероятно красивым сиянием. Показалось ли мне, но я слышала, как Анастасия поет нежным мелодичным голосом, словно русалка в воде. Слов не разобрать, но они проникали в душу покоем и умиротворением. Захотелось поплакать. И кажется, я плакала, а Катя улыбалась. Теперь все будет хорошо, это читалось в ее глазах. Что ж, значит, мои слезы живые?! Я больше не призрак?! Я смогу обнять своего сына!!
– Вы свободны, мои ласточки. – Слова Анастасии шуршали, как речной песок, плескались, как речная вода. – Теперь ведные циклы вам не страшны. Живи, Дашенька, да деток расти, а первенца своего назови Виктором. Он настоящий победитель! Смог смертную дурноту скинуть и закричать, обратив внимание на извергов у Чертова Зуба на мосту. Да и тебя, мать свою, не покинул, родившись второй раз, там в роддоме. Душе его чистой было ведомо, что ты в беду попадешь. И хоть мал он, но крепок, как воин силой духа. От двух матерей у него сила такая – от тебя и от меня. В больнице я его из жизненного потока вытащила, отдав часть себя. То, что в свое время ты в ведьмину прорубь попала спасло и тебя и ребеночка. Он в ней до срока созрел.
– Так значит вы, матушка, веда речная?!
– Да, Дарьюшка, пришлось остаться из-за вас, чтобы вековую цепь вероломства разорвать. Вам помочь из беды выплыть. По разрешению Анастасии живу и не живу в ее теле до конца дней ее. Она заслужила вырастить и приемных детей, и их правнуков. Да за вами нужно следить, непутевые вы мои. Вот пришлось открыться. После не беспокойте Анастасию расспросами обо мне. Не сможет она на них ответить.
– Живешь и не живешь? – удивилась Катя.