Во власти речных ведьм

– Люди говорят, ведьмы для должников внутри скалы в пустотах клетки сделали. Для каждого свою, для похищенных, значит. В ведные дни бывало пропадали, и не только воры, жадные до их богатств. Думаю, в этом есть доля истины. Ведьмы по должникам в телах людей потом ходили, в меченых. Стращали, объясняли, что с ними потом будет. Вроде бы даже у призраков, чьи души они забирают, в их тюрьме им тела предоставляют. Для человека наказание, развлечение для себя. Если душа вырывается из их чертогов, по выходе она какое-то время в материальном теле еще живет, а потом исчезает. Внутри скалы чужое измерение и некая суперэнергия питает все материальное в нем. Черда? Жизнь и смерть этих существ? Может, это суперкомпьютер некоего бессмертия. Может сами ведьмы – иная развитая форма жизни. Здесь от скуки они программированием человеческих судеб занимались. Запланированный эксперимент или стихийное крушение на нашу планету? Стишок им расскажешь при гадании – договор с ними заключаешь, а они при этом жизнь человеческую сканируют и личную информацию используют, чтобы лего судьбы его собрать. Помочь, то есть. Как благо выдают оптимально разумный вариант! А если колечко или монетку украсть – ту, на что гадано, на ту, что информация записана, значит, договор нарушен. Злодей в должники зачислен. А если чужие украл, то в первом списке должников – тех они сразу своей собственностью считают, называют мечеными. А все почему? Думаю, это приводит в беспорядок равновесие в охваченной их влиянием зоне. Тебе говорили, что речных ведьм видели только местные? Что до исхода только нам они гадали и лишь с нами общались? Скала – эпицентр аномальной зоны с десятикилометровым радиусом. Дальше влияние Седмицы не распространяется. Исключение для меченых, должников из первого списка. Им от речных ведьм не было дано скрыться и пощады ждать не приходилось. Ну да ладно, не напрягайся. Это все теории. Седмица так и останется в истории местом колдовским, гиблым, непознанным, человеку не подвластным. Она притягательна была своими тайнами и провиденьем. Боюсь только, что точку в легенде о Седмице ставить рано… Мне страшно интересно, к своему стыду, как туда столько народу при исходе затянуло. И как их вызволить, все ли вернутся?

Как и многие в посёлке я стала дни считать от исхода Седмицы. Прошло уже две недели. Я ждала Катю. Беспокоилась и плакала втихомолку. Но от Маринки ничего не скроешь! Ох и рассердилась же она!

– Незачем убиваться, тебе же сказали – вернулась и срочно уехала по делам!

И… буквально этим же вечером Катюша позвонила. Дико извинялась, что не давала знать о себе. Связь была плохой. Показалось, что она занята чем-то важным, связанным с Седмицей. Услышав ее голос, я воспряла духом – значит, она не сгинула на проклятой скале, и мои родные не вводили меня в заблуждение. А они срочно засобирались в Москву. Возникли проблемы в нотариальной фирме Олега, да и испорченные вещи муж уже давно хотел отвезти в профессиональные руки мастеров. Пришлось нанять грузовичок, чтобы отвезти Олежку и Марину на станцию. Я с удовольствием отпустила ее, надо же ребенку отдохнуть и развеяться. За мной приглядывать Марина попросила дочь Василия – Анну и Варюху-горюху. Свобода! В последнее время Маринка уж больно раскомандовалась. Наконец-то я хоть за калитку сама выйти смогла. Могилы у каменного креста, конечно, зарыли в первую очередь. И мраморную плиту сверху водрузили – тяжеленную! Я с Ритой стала прогуливаться вниз к реке. Скала треснула и сползла глубже в воду. Еще больше осколков острых каменных пиков пенили волны. Дед Матвей и сменная дружина обосновались на берегу в палатках. Никого из любопытных не подпускала табличка: «Осторожно – зона химического поражения!» Выбросы токсичных газов из подводных пустот, таков был официально признанный вердикт. Хотя и так вонь с реки была порой непереносимая! На берег продолжало выбрасывать рыб-гигантов. Некоторые выходили сами из воды на жестких плавниках – самолично довелось увидеть! Дернуло же остаться и посмотреть на такое! Не выдержала, спустилась к реке, когда услышала вопли и крики. Страшная морда пыталась дышать воздухом. Жуть! Глаза выпучены, кровью налиты. Из жабр текла вонючая слизь. Голова огромная, на сомью похожая, с длиннющими усами. Они как змеи по песку елозили. Пасть с сопением глотала воздух. Зубищи, как у акулы или крокодила, смертельно-страшнючие!

Четырехметровое тело, серое, осклизлое, с яркими желтыми точками и полосками по бокам, кончалось хвостом с плавником-якорем.

– Больше суток из них никто не прожил, – сказал кто-то в толпе. Женский голос, знакомый…

– Откуда знаешь? Их, живых если, военные на грузовиках увозят. Вон, видишь, бегут уже, – возразил местный мужчина.

– Эх, милок, любовь любые тайны открывает. Познакомилась я с одним: «Младший лейтенант, парень молодой….» – пропела Любка.

Вот же бестия! И тут успела!

А рыбища закатила глаза. Они подернулись белой пеленой. Огромное тело билось в судорогах.

Люди отбежали подальше. Меня под руку увлек Вольдемар Анатольевич: