Во власти шторма (СИ)

— Да. Депутат из столицы. Дочке нужно сменить климат, хочет её сюда привезти жить. А чтобы было чем заняться, папаша решил бизнес ей готовый подарить. Насколько я понимаю, будет предлагать купить за бесценок.

— Треш! Какого хрена? Так просто взять и отобрать у человека бизнес. Что за беспредел?

— Не просто, Костя. Он месяц назад отправил сюда отдыхать свою молодую жену, а Шаталов умудрился её трахнуть. Конечно же, здесь полно москвичей, доложили.

— Бл*дь, ему что, тёлок мало? На замужних потянуло?

— Они все на курортах «незамужние». Влип, короче, по самые некуда.

— Влад, без Виктора Петровича не разрулим…

— Да понимаю я… Этого и боялся больше всего. Не хочу к нему обращаться.

— Есть три варианта развития событий. Первый — он покупает бизнес у Никиты, назначая свою цену, второй — он его посадит и заберёт бизнес бесплатно, и третий ты знаешь сам…

Я киваю, мне так противно от всего этого, но в то же время, если есть хоть один шанс, его нужно использовать.

Приезжаю к дому отца, охранник открывает ворота, заруливаю на территорию. Захожу в гостиную, горничная направляет меня к бассейну. Неприятные ощущения накатывают сразу же, как только вижу его. Отец в халате сидит за столом в тени деревьев возле бассейна и пьёт чай. Подхожу, сажусь напротив.

— Доброе утро.

— Судя по всему, не доброе, раз ты соизволил меня навестить.

От его тона у меня сразу же возникает чувство неприязни и раздражения. Я стараюсь себя сдерживать, напоминаю себе, что должен помочь другу.

— У Шаталова проблемы. Его закрыли.

— Мне говорили, что ты добывал информацию по заказчику проверок на его объектах через ментов. Сколько заплатил?

— Много…

— Дали информацию?

— Нет ещё, сегодня к вечеру должны были. Уже узнал через другие каналы.

— А сразу ко мне приехать гонор помешал?

— Не хотел беспокоить…

— А сейчас захотел? Когда жопа горит, тогда пора?

— Ты сможешь помочь?

— Что ему предъявляют?

— Хранение наркотиков.

— Подкинули?

— Я не знаю подробностей. Но наркотики он точно не хранил, ты же знаешь.

— Где его держат? Кто следак?

— Сейчас Костя к нему поехал. Когда всё выяснит, я скину информацию.

— Хорошо. Кто заказчик и что хотят?

Рассказываю, всё, что мне известно. Из дома на заднее крыльцо выходит девчонка лет двадцати в коротком, практически прозрачном халате и спускается к нам.

— Доброе утро! Витюша, ты не говорил, что ждёшь гостей, я бы переоделась.

— Я уже ухожу, — поднимаюсь.

Она подходит, целует отца в щёку и с интересом смотрит на меня. Отцу по барабану, впрочем, как всегда.

— Жду информацию, — говорит он. Хлопает её по заднице — иди, поплавай.

Она смеётся, и направляется к бассейну. Я разворачиваюсь и иду на выход. Больше не могу смотреть на это всё.

По дороге обратно меня, по традиции, после общения с отцом, накрывает болезненными воспоминаниями из детства. Он всегда выглядел с иголочки, был человек слова, жил по понятиям своего мира. Его все уважали, с ним имели дело непростые люди. Только дома он был совершенно другой. Он изменял матери направо и налево, при этом, даже скрывать свои похождения не считал нужным. Мог заявиться домой в рубашке с помадой и демонстративно кинуть её в корзину, чтобы мама постирала. Или звонить очередной тёлке из своего кабинета, не заботясь о том, что мы всё слышим. Маме рассказывали, что видели его на заграничных курортах то с той, то с этой дамой. Однажды, когда мать положили в больницу, он привёл домой её подругу. Мне было двенадцать, я увидел их из окна своей спальни, отец думал, что я сплю, они прошли в дом, и он повёл её мимо моей двери в их с мамой спальню. А я выбежал в сад и до утра просидел в беседке.

То, что мать его боится, я понял лет в десять. У них часто происходили скандалы, и я всегда просил её уйти от него, забрать меня и сбежать. Однажды она мне сказала, что даже если мы сбежим, он найдет нас и тогда отберёт меня и мы, возможно, больше не увидимся. Она так бы и жила с ним, прогибаясь и страдая от унижений. Однажды, когда мне было шестнадцать, после очередного скандала я зашел к нему в кабинет:

— Можно тебя о чём-то попросить?

— Всё что угодно, — он улыбается. Всегда упивался своими возможностями, никогда ни в чём мне не отказывал, и ему казалось это главное — достатком можно компенсировать всё.

— Отпусти маму…

— Куда?

— Из твоей жизни… Пусть переедет в дом деда…она очень устала от всего.

Его глаза темнеют, на лице появляется враждебность.

— Это она тебя попросила?!

— Нет. Я сам всё вижу…

— Сынок, ты мужик! Зачем ведёшься на бабские сопли? Бабы для того, чтобы рожать нам детей, а не чтобы мы их жалели.

— А потом эти дети чувствуют себя несчастными?

Он подвисает, не верит своим ушам. Что его любимчик посмел сказать что-то против него.

— Это я тебя делаю несчастным? — он повышает голос, сталь звенит в каждом слове.

Мне страшно, но я уже перешёл грань, за которой либо я выстою, либо превращусь в безвольное существо, как мать.

— Я больше не могу жить в такой обстановке.

— Так ты тоже хочешь уйти? — голос его становится вкрадчивым, он уже придумал для меня наказание.

— Хотел бы,…у неё больше никого нет, ей будет плохо одной.