Во власти Тигра

— Я сделал из тебя ту, кем ты и должна была стать. Ты сама приползла ко мне пять лет назад и попросилась. Я проявил доброту и впустил тебя в свой дом, но за все надо платить. И за мою доброту тоже. Твоя цена еще не оплачена, — короткий смех. — Она никогда не будет оплачена. Так и будешь всю жизнь моей личной шлюхой, которую я могу трахать сам и подкладывать под других, — проговаривает и наконец отпускает меня, давая отойти от него на несколько шагов назад.

— Да-да, конечно, — саркастично бросаю. – Все будет именно так.

Нет! Никогда больше не будет! Я умнее и хитрее тебя в этот раз… В этот раз мне удастся спасти Лялю… Я? Моя жизнь давно уже на помойке, как и я сама. Единственное, что важно для меня — эта маленькая крошка, сидящая в своей комнате, рисующая или танцующая, а, возможно, она вновь кормит своих любимых медвежат… Я сделаю все, лишь бы у нее все было хорошо, а я… кому я нужна? Зачем? Глебу, чтобы издеваться? Тиграну, чтобы играть? Надоело мне быть игрушкой в руках мужчин, но выбора нет…

— А потом такая судьба будет и у Ляли, — произносит Глеб, поняв, что не задел меня ни капли, и ударил по больному. — Ты научишь нашу малышку ублажать мужчин? Может, сейчас уже начнешь? Некоторые любят молодое мясцо. Лет одиннадцати-двенадцати…

— Пошел к черту, урод, — цежу сквозь зубы. – Гори в аду, — и, подлетев, даю пощечину, пытаясь ударить еще и еще раз.

Он не смеет. Не имеет право! Никогда не имеет право говорить так о Ляле. Я сделаю все, чтобы этого никогда не было. Открою всем грязные секреты Красавина. Открою свой, но Ляля навсегда останется чистым и добрым ребенком. Малышкой, у которой нормальная жизнь, а не то, что у меня…

Схватив за руку, Глеб не дает мне нанести второй удар, а вместо этого сам бьет кулаком, отбрасывая меня к стене. Больно ударившись, издаю крик отчаянья и боли, но по привычке

заглушаю, чтобы его не услышала Ляля и не дай бог не стала свидетелем этого всего. Ее детской психике не надо этого видеть. Хватает того, что она часто видит меня в крови.

— Легче? – с трудом открыв глаза, спрашиваю Красавина, улыбнувшись, как ненормальная. — Скажи, от того, что ты меня будешь бить, тебе лучше?

Глеб медленно ко мне подходит, не сводя безумного взгляда с моего лица. Пару минут дает себе, чтобы насладиться моим больным видом, а после опускается на корточки и грубо хватает за подбородок, оттягивая его вниз.

— Легче? – кричу, не дождавшись ответа. – Ответь! Легче?

У меня истерика… Я отвыкла от этого. Отвыкла от боли с Тиграном. Он меня приучил к ласке и мыслям, что я человек, а теперь… то, что происходит сейчас — это как кошмар, вновь появившийся в моих снах.

За свой крик я получаю пощечину, а затем еще одну, еще одну и еще одну, пока не чувствую кровь во рту. Сплевываю ее на ботинки стоящего напротив Красавина. Делаю это не специально, а случайно. Взглянув на свою обувь, урод остается недовольным и, вытерев грязь, перемешанную с кровью, об мою одежду и даже оголенные участки кожи, бьет носком ботинка мне по ребрам, вызывая болезненный стон и крик.

В этот раз ничего не ломаю… в этот раз он ничего мне не сломал. Потому что когда что-то ломает, болит. Адски болит… а сейчас… это разминка перед балом. Балом, который должен начаться вечером… если начнется.

— Я обожаю бить маленьких шлюшек, решивших, что могут со мной препираться. Ты распустилась, Элина… Забыла, каково быть, жить в моем доме и быть моей? Забыла о наших веселых ночах? Или о комнате, где ты без остановки кричишь, прося остановиться? Или об уроках воспитания?

— Пошел к черту! Чтоб ты сдох! – выплевываю, ехидно улыбнувшись, хоть улыбка дается через боль.

— Да-да, но ты первая отойдешь в мир иной, — смеясь, говорит он, а после делает шаг от меня. – Вечером договорим, — подмигивает. – Продолжим наш славный и приятный разговор, а сейчас у меня дела.

— Будете с отцом обсуждать педофилию? И то, что лучше сейчас идет? Каких детей лишать родителей в этот раз? Чью детскую жизнь сломать в этот раз? – говорю, совсем не соображая, что этим могу вызвать очередную порцию побоев.

Едет крыша. Больно. Страшно. Невыносимо одиноко. Уничтожающее страшно.

— Рад, что ты вернулась, Элина. Я скучал по твоему острому язычку и по тому, как после я учу тебя меньше язвить, занимая рот другими делами, — откровенно ржет, но все отходит от меня.

Первый час нахождения в доме: я жива… ничего не сломано… и меня еще не насиловали. Определённо, я в порядке. Мне везет… сегодня мне повезет… надеюсь. Каждый раз надеюсь, но никогда ничего не получается… Каждый раз я страдаю. Каждый раз мне больнее. Каждый раз страшнее. Каждый раз приближает меня к смерти.

— Вали! – кидаю ему в спину и, встав, иду на второй этаж в комнату той, которую люблю больше жизни. К моей маленькой кнопочке, обожающей обнимать меня и тех, кто ей дорог.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23

Элина

— Ляля, — зову малышку, наблюдая за тем, как она кормит мишек импровизированной едой из детской посудки.