Во власти желаний

Исчезнуть — единственный вариант. Вариант слабака, но тем не менее мне пришлось сделать огромное усилие над собой, чтобы пойти на этот риск.

— Настя, а ты чего не в школе? — зайдя в родительский дом, нахожу Вредину в кухне, спокойно лопающую печенье с молоком.

— О, Марковкин, привет! Так я во вторую смену вообще-то учусь, — выбегает она из-за стола и тотчас вешается мне на шею. — Ты зачем Циклопа принёс?

В руках у меня переноска и там действительно Циклоп. Сидит, даже через металлические ручки чувствую как он что есть сил дрожит внутри.

— Я на время оставлю его у вас. Нужно кое-куда смотаться. Не будет же он один дома всё это время. Ему будет очень скучно, — легонько щёлкаю сестру по носу, — а вот с тобой ни одна душа не заскучает.

— Правильно! И мне будет веселей! А то надоело одной торчать дома, ты же совсем про меня забыл, — надувает она губки, провокаторша.

Как только родители развелись, отец свалил из дома, надеюсь, что навсегда, а мать зачастую вынуждена выходить на работу, и Настя сейчас предоставлена самой себе. Жаль сестрёнку, она не привыкла оставаться без внимания.

— Марк, я думала ты приедешь только к обеду, — в кухне появляется встревоженная мать.

Она не рада такому раскладу, ведь вчера я так же объяснил ей причину своего сегодняшнего визита.

— Да вот, решил не оттягивать.

— Давай сюда Циклопика! Я пойду поиграю с ним.

Врединка забирает у меня шерстяного и шустро скрывается с ним из виду, а я ведь даже не успел попрощаться с ней. Так даже лучше. К чему ей лишние поводы для грусти.

— Марк, объясни мне причину, — строго спрашивает мать, наливая себе крепкий кофе. — Что могло такого случиться, что ты в спешке уезжаешь? Ты перешёл кому-то дорогу? У тебя неприятности, ты мне только скажи?

— Нет, что ты, мам! — выдавливаю из груди одиночный смешок. — Почему сразу неприятности? Разве не может быть другого повода?

Она разворачивается и эту тревогу в её глазах сложно не заметить.

— Зная тебя, — хмыкает она, нервно помешивая ложкой кофе. — Чтобы ты отказался от стабильности и отправился чёрт знает куда? Нет, только что-то глобальное могло повлиять на это. Скажи, ты кому-то задолжал? Сколько нужно денег?

М-да уж… Какой же я всё-таки человек в глазах матери, если чуть что, то она сразу же думает, что я что-то натворил.

Наливаю себе кофе и присаживаюсь к ней за стол, выдерживая паузу для того, чтобы отыскать в своей голове чёткое определение своему состоянию, но так, чтобы мать слишком сильно не волновалась. Нахожу только одно определение, и оно как нельзя верное.

— Я влюбился, — говорю и отпиваю глоток, наблюдая за многозначительной реакцией матери.

Сразу и не разберёшь то ли она в шоке, то ли приятно удивлена, но то, что я смог её удивить — факт.

— И? Ну влюбился, да влюбился, что в этом такого? А, я кажется поняла, — качает головой, расплываясь в улыбке. — Она не местная? Ты к ней едешь? К той, что любишь?

И мне бы ответить согласием, но тогда я понапрасну её обнадёжу.

— Наоборот, я уезжаю от той, что люблю, — прячу от матери взгляд, в котором сейчас можно увидеть многое.

В последнее время, например, в отражении зеркала я вижу скорбь и беспросветную тоску, тихое отчаяние, брезгливую жалость к самому себе и пугающую пустоту. Но я не хочу, чтобы всё это увидела и моя мать.

— Ничего не понимаю.

— И не нужно. Просто мы не можем быть вместе и я решил на время залечь на дно.

— И почему вы не можете быть вместе? Нет, я конечно предполагала, что когда-нибудь ты остепенишься и по-настоящему влюбишься, но не думала, что так всё сложно будет. Почему ты мне раньше не рассказывал? Кто она такая вообще?

Я снова прячу свои глаза, только на сей раз в кружке с кофе. Разглядываю эту тёмную жидкость, такую же горькую на вкус, как и моя первая настоящая любовь, если выражаться словами матери.

— Ты знаешь её, ма, — отвечаю, подняв голову. Я не хотел говорить именно это, но само собой вырвалось, и уж тем более я не думал говорить следующее: — И отец её знает, так уж вышло.

У матери пропадает дар речи. Из её рук выскальзывает кружка и падает на керамический пол, разбиваясь на осколки, но никто из нас не реагирует на это. Мы неотрывно смотрим друг на друга. Мать с ужасом, а я с сожалением. Для неё я такой же предатель, как и бывший муж, и отец её детей.

— Ильина? — заторможенно спрашивает, я поджимаю губы. — Младшая?

— Вика.

— Боже, Марк, — мать с силой припечатывает ладошку к своему рту, скорее всего, чтобы не позволить себе сказать то, что сейчас у неё на уме. Боится обидеть единственного сына. Такая уж у меня мать.

— Теперь ты понимаешь, почему мы не можем быть вместе? — не дождавшись ответа, я приподнимаюсь и целую оцепеневшую мать в макушку. — Пригляди за Циклопом, хорошо? Я не знаю, когда вернусь. И поцелуй за меня Врединку, скажи, что по приезду её будет ждать подарок.

После этих слов я ухожу, оставив за плечами всё, что когда-то было дорого мне. Всё, что когда-то доставляло спокойствие и удовольствие.