— Если ты двадцать Фиванских холмов поставишь друг на друга, то и тогда они будут ниже сирийских гор. Там холодно, клянусь Гором, там очень холодно. — Сенмут делает вид, что дрожит от холода при одном воспоминании. — Вот почему сирийцы так тепло одеваются.
Он снова смеется.
— Они, наверное, для того носят бороды, чтобы им было теплее.
Кенамон тоже смеется. Однако слова Сенмута произвели на него сильное впечатление. Подобно большинству египтян, он никогда не видел гор и не знал другого климата, кроме теплого климата Нильской долины.
— И там Нил на небе? — спрашивает Кенамон.
— Так говорят жрецы. Вода падает с неба, это верно. Но это не река, а дождь.
— Но и у нас иногда бывает дождь, — возразил Кенамон.
— Ты называешь это дождем, — смеется его собеседник. — Здесь он только моросит, и земля высыхает через час. Там вода льется с неба несколько дней, а то и недель. А снег?
— Снег? Что это такое?
— В нашем языке даже нет такого слова. Он белый, падает с неба, как дождь, и ужасно холодный. От него болят кости, руки становятся бесчувственными. Ты не можешь застегнуть доспехи и не чувствуешь в руках тетиву. Сам Сэт придумал снег.
— Все равно мне хочется пойти туда, — вздыхает Кенамон. Он с любопытством смотрит на Сенмута, который вытащил из-под одежды тонкий свиток папируса.
— Что это? — спрашивает сын везира.
Сенмут, не спуская глаз с Нофрет, которая сидит в окружении молоденьких девушек, отвечает:
— Я потом тебе скажу. О, идут танцоры. Мутардис все еще в вашем доме?
— Да, — отвечает юноша. — Мой отец безумно любит ее. Я думаю, что ей несказанно повезло.
— Тсс! — предупреждает Сенмут. В дальнем конце зала появляется группа певцов и музыкантов.
— Отлично, — говорит Кенамон. — Это только мужчины.
Музыканты в одинаковых белых юбках, с украшениями на груди и руках проходят в центр зала. В руках у них инструменты: арфа, лиры, флейты и небольшие квадратные барабаны. Музыканты усаживаются на полу. Заиграли флейты, затем включились арфа и лиры, барабанщики начали отбивать ритм.
Они поют песни в честь бога Амона-Ра. Несомненно, Рехмира заранее договорился с певцами, так как знал, что у него будет верховный жрец Амона.
Мериет прерывает беседу с женой начальника города и замечает:
— Смотри, Нозем опять пьяна.
Действительно, толстая жена главного садовника фараона выпила слишком много вина. Многие гости тоже навеселе, но бедная Нозем напилась сверх всякой меры. Ее покачивает, она громко и часто смеется. Ее парик сбился на сторону, краска под глазами растеклась. Гости, сидящие рядом, смеются над ней, а когда раб наполняет ее кубок, она едва не роняет его на пол. Однако никто, даже Мериет, не шокирован ее поведением. Всегда на пиршестве кто-нибудь напьется. Но Нозем напивается раньше других. Раб стоит рядом с пей с кубком в руке и внимательно наблюдает за ней.
Но вот певцы-мужчины уходят, и появляется новая группа музыкантов. На сей раз это молодые девушки, одетые в коротенькие юбки с бахромой и с бусами на шее. Затем выходят двое — юноша и девушка. Они идут слегка танцующей походкой. Юноша подходит к девушке и опускается перед ней на колени, вытянув руки. Девушка делает вид, что хочет убежать. Тогда он поворачивается к ней спиной и прячет лицо в ладонях. Она легкой, походкой возвращается к нему. Он поворачивается к ней, встает и начинает петь. Девушки аккомпанируют ему на флейтах и лирах.
Среди слушателей воцаряется тишина. Все сидят с кубками в руках, и взгляды их полны сентиментальности. Некоторые положили руки на плечи друзей. В темных углах обнимаются пары.
Синухет, сын главного министра и Тии, сидит рядом с родителями. Он смотрит через весь ярко освещенный зал, мимо певцов, на группу людей, окружающих везира. Одна пара темных глаз смотрит прямо на него. Это глаза Тахает. Встретившись с ним взглядом, она отворачивается и начинает забавляться цветком лотоса, который держит в тонких пальцах. Но Синухет не спускает с нее глаз.