Тем временем огромная процессия, как блестящая разноцветная змея, извивается по украшенным улицам Фив и медленно приближается к храму. Поднимая пыль, маршируют колонны копейщиков. За ними следуют лучники, вооруженные длинными луками, перекинутыми через плечо. Колчаны болтаются на боку. Идут нубийцы, вооруженные палицами, чужеземные наемники: ливийцы, шардана, бородатые сирийцы. Длинной сверкающей вереницей громыхают колесницы. Блестит сбруя на солнце, качаются разноцветные перья на головах лошадей. Рев толпы то стихает, то возрастает, когда идут воины. Проезжают повозки с военной добычей, запряженные волами, и проходят вереницы ослов, нагруженные награбленным добром из городов Эркату, Тунипа и Кадеша: украшениями из золота и полудрагоценных камней, золотыми и серебряными сосудами, миррой, ладаном, вином и медом. Гонят скот: быков, телят, антилоп, газелей, каменных козлов… а за ними пленных — сотни жалких рабов, мужчин и женщин, которые тащатся за процессией, окруженные воинами.
Но самых важных пленных в процессии нет. Семь или восемь царьков и князей порабощенных земель ждут в вестибюле храма. На них грязные и рваные одежды, руки крепко связаны за спиной. И воины со свирепыми лицами охраняют их. Толпа ждет, когда фараон выйдет из святилища. Эти люди по древнему обычаю должны быть принесены в жертву Амону. [74]
Процессия останавливается. Военачальники быстро ходят между рядами, выкрикивая команды и перестраивая своих воинов. Все приготовились к тому моменту, когда фараон выйдет из храма, чтобы сесть в золотую колесницу во главе своей победоносной армии.
Одно подразделение отряда колесниц останавливается прямо перед входом в храм. Ему оказана честь занять почетное место, как отличившемуся в бою. В одной из колесниц стоят Сенмут и Кенамон.
Сенмут уже оправился от своих ран. Тем не менее он стал хромать, а одна сторона его лица перекошена. Он с горечью думает о том, что это был его последний поход. Для Кенамона это был радостный эпизод в его жизни: он пролил кровь в тяжелом походе, участвовал в боях и выполнял свои обязанности настолько хорошо, что получил повышение. Но его радость омрачает беспокойство за судьбу друга.
— Скорее бы мы тронулись, — сказал Сенмут, накрутил вожжи на руку и заткнул их за пояс.
— Сейчас совершают жертвоприношение, — ответил Кенамон.
— Варварский обычай, — пробормотал Сенмут, и лицо его исказилось.
— Однако это обычай, — возразил Кенамон без особого энтузиазма.
Сенмут сердито посмотрел на него.
— Ты говоришь так же, как твой отец, — сказал он. — Это
— Но азиаты сделали бы с нами то же самое.
— Разве это причина подражать варварам? Кенамон вздыхает и говорит:
— Кажется, тебе не нравится Египет.
— Неправда, — отвечает друг. — Я люблю Египет. Но почему я должен одобрять все, что здесь делают? Не все чужеземцы приносят в Ячертву своих зпатпых пленников. Кефтиу не делают этого.
— Нет, они делают это, Сенмут. Паибесе рассказывал мне, что они приносят пленных в жертву своему богу — Быку.
— Твой Паибесе глупец. Он имел в виду прыжки через быка, но это не то же самое.
— Прыжки через быка?
— Да. Кефтиу заставляют пленных сражаться с быком на арене. Они доляшы перепрыгивать через его рога. Если пленники смелые и ловкие, то они могут избежать смерти. Мы же просто разбиваем нашим пленным головы дубиной…
Жуткий рев толпы донесся со стороны храма и прокатился по всему городу. Сенмут вздрогнул.
— Все кончено, — сказал он, — сейчас мы тронемся. Тела пленных лежали в луже крови посреди колонного зала. Нофрет и другие жрицы, потрясая систры, начали петь боевой гимн Амону. Их высокие голоса эхом отдавались под высокой крышей и смешивались с голосами жрецов:
Носильщики медленно выносят паланкин царя из храма. Толпа снова падает ниц, когда он садится в свою боевую колесницу и едет во главе войска. Под пронзительные звуки труб, гул бубнов и грохот барабанов процессия начинает свое движение.
Сенмут дергает вожяш.
— А как бы мне хотелось побывать в Кефтиу, — говорит он.
Глава XIV
ДОМ ВЕЧНОСТИ