Во времена фараонов

Тем временем в очищенной Передней комнате сидели двадцать почетных гостей и следили за каждым движением Картера и его помощников, которые взламывали замурованный проход, охраняемый статуями двух стражей. Среди зрителей был сэр Алан Гардинер, который поделился с нами своими личными воспоминаниями: «Когда Картер снял верхний ряд кладки, мы увидели за ней стену нз сплошного золота, во всяком случае, так нам показалось на первый взгляд. Но когда была убрана вся кладка, мы поняли, что видим одну сторону огромного внешнего ковчега. Мы знали о таких ковчегах по описаниям в древних папирусах, однако здесь он был перед нами. Во всем своем сине-золотом великолепии он заполнял все пространство второй комнаты. В высоту он почти достигал потолка, а между его стенками и стенами комнаты оставалось не более двух футов.

Сначала внутрь вошли Картер и Карнарвон, протискиваясь сквозь узкое пространство, и мы ждали, пока они вернутся. Когда они вышли, оба изумленно всплеснули руками, не в силах описать, что они увидели. За ними последовали другие, пара за парой. Помню, как профессор Лако сказал мне с усмешкой; „А вам лучше не пробовать: слишком уж вы… солидный“. Тем не менее, когда пришла моя очередь, я вошел во внутреннюю комнату с профессором Брэстедом. Мы протиснулись между стенами и ковчегом, свернули палево и очутились перед входом в ковчег с большой двустворчатой дверью. Картер отодвинул засов и открыл эти двери, так что мы смогли разглядеть внутри большого внешнего ковчега, который достигал 12 футов в длину и 11 в ширину, другой, внутренний ковчег с такими же двойными дверьми, с еще нетронутыми печатями. Лишь потом мы узнали, что здесь было четыре позолоченных ковчега, вставленных один в другой, как в наборе китайских резных коробок, и только в последнем, четвертом, покоился саркофаг. Но его мы смогли увидеть лишь через год».

Сам Картер так описывает запечатанную дверь: «В тот момент у нас пропало всякое желание вскрывать эти печати, ибо мы вдруг почувствовали, что вторгаемся в запретные владения; это гнетущее чувство еще более усиливали льняные покровы, ниспадавшие с внутреннего ковчега. Нам казалось, что перед нами возник призрак усопшего фараона, и мы должны склониться перед ним».

Далее сэр Алан Гардинер пишет: «Тут была одна деталь, которую трудно представить по прошествии стольких лет. Если вы посетите сегодня Каирский музей, вы сможете увидеть все эти экспонаты. Разумеется, они по-прежнему великолепны, однако золото кое-где померкло, приобрело оттенок тусклого янтаря. А когда мы впервые вошли в усыпальницу, золотые ковчеги невообразимо сверкали — сухой воздух гробницы три тысячи лет сохранял их ослепительный блеск.

Позади усыпальницы мы обнаружили вход в другую комнату… Она была полна чудес! Здесь стоял ковчег для каноп фараона, охраняемый четырьмя изящными маленькими богинями из золота; здесь же были золотые колесницы, большое изваяние бога Анубиса с головой шакала и множество прочих драгоценных предметов. Тут же мы нашли большое количество ларцов. Картер открыл один из них. Сверху лежал красивый веер из страусовых перьев. Перья были великолепны, пушисты, словно их только что вставили в рукоятку опахала. Эти перья заставили меня забыть о десятках столетий, которые нас разделяли. Точно фараон был погребен совсем недавно. Разумеется, через несколько дней страусовые перья начали ссыхаться, и пришлось их законсервировать. Однако, когда я увидел их впервые, они были свежи и совершенны и произвели на меня такое глубокое впечатление, какого я не испытывал и, наверное, уже не испытаю никогда».

Все это происходило в феврале 1923 г. В этот и в следующий месяцы археологам пришлось столкнуться с проблемами, не имеющими ничего общего с археологией. Сначала с так называемой монополией на газетную информацию, затем с все возрастающим потоком посетителей и, наконец, с проблемой дальнейшей судьбы найденных сокровищ.

Лорд Карнарвон, ссылаясь на статьи договора о концессии, подписанного Службой древностей, предъявлял права на определенную долю находок. Картер с ним не соглашался, считая, что все предметы из гробницы принадлежат египетскому правительству. В марте он окончательно рассорился с Карнарвоном. Брэстед пишет: «Они обменялись самыми язвительными словами, и Картер в ярости попросил своего старого друга удалиться из его дома и никогда больше не возвращаться. Вскоре после этого лорд Карнарвон заболел лихорадкой из-за воспалившейся раны. Некоторое время он еще боролся. Но началось воспаление легких, и 5 апреля 1923 г. он умер в возрасте 57 лет. Газетчики приписали его смерть древнему проклятию фараонов и раздували эту суеверную выдумку, пока она не превратилась в легенду». Ну, а что же было на самом деле?