Во времена фараонов

— Город Атона, — сказал он.

Глава XIII ГОРОД СОЛНЕЧНОГО БОГА

Золотые дворцы, величавые стены,
Несравненная утварь и пышные залы,
Роскошь дивных садов, взлет колонн вдохновенных —
Все развеялось в прах и, как дымка, пропало…

На темной извилистой полоске между рекой и холмами покоятся наполовину погребенные руины священного города Эхнатона. Если не считать римского лагеря и одной-двух арабских деревушек, никто не занимал этого места с тех пор, как Тутанхамон перенес свой двор обратно в Мемфис. Город Ахетатон возник, расцвел и был покинут всего за одно поколение.

Ветер хлещет в глаза, блики от марева над раскаленным желтым песком ослепляют. Ослики застревают в песке, когда мы сворачиваем вслед за главным инспектором на север.

— К Северному дворцу! — объявляет он мелодраматическим голосом.

Но я-то знаю, что в лучшем случае увижу только жалкие глинобитные стены. Неужели я сошел с ума, чтобы забраться в такую даль ради подобной малости? Но тут кое-что приходит на память. Северный дворец… О чем это рассказывал мне Г. У. Фейермен в Каире — тот самый Фейермен, который вел раскопки в Амарне вместе с Пендлбери перед самой войной и заразил нас своим энтузиазмом?

Я нащупал в кармане скомканный листок с заметками и чертежами, которые он набросал для меня. Северный дворец был предназначен для празднеств и развлечений, а рядом находился особый дворец, куда царица удалялась после размолвки с фараоном. Теперь я вспомнил, и, пока мой ослик пробирается между ям и куч, я воссоздаю в памяти последние годы жизни Эхнатона и все интриги, последовавшие за его смертью.

С самого начала царица Нефертити, видимо, целиком приняла новую веру. Эхнатон любил свою красавицу-жену, и ее влияние на его чувствительную натуру было велико. Подобно своей матери, царице Тии, она занимала равное место с царственным мужем на его памятниках и надписях. По правде говоря, женское влияние при дворе Эхнатона было даже сильнее, чем при дворе его отца, Аменхотепа III. Пендлбери подметил одну любопытную деталь: если скульптуры предыдущих царств изображают фараона как бы идущим, а царицу всегда стоящей, то в Амарнский период все наоборот. Нефертити и ее дочери — у Эхнатона не было сыновей — изображаются идущими, а фараон стоящим. На рельефе, где фараон приносит жертвы в храме Атона, рядом с ним стоит Нефертити и потрясает звенящим систром ^[20]. И там, где фараон награждает придворных, присутствует царица со своими дочерьми и вручает Эхнатону золотые ожерелья, которые он жалует своим приближенным.

Тем временем поток писем от отчаявшихся, но все еще верных правителей из азиатских владений фараона все возрастал. С востока на Ханаан надвигались хабиру, которых ряд историков отождествляют с евреями, на севере агрессивный царь хеттов Супиллулиума побуждал мелких правителей северных провинций порвать с Египтом. Предатель Азиру становился все опаснее. В письмах к Эхнатону он клялся в своей преданности и в то же время нападал на его финикийские города.

Одним из таких городов была Симира. К югу от нее находился порт Библ, который оставался верен фараонам не одно столетие, еще со времен Древнего царства. Правитель Библа Риббади не раз писал фараону, и взволнованные письма его были обнаружены в Амарне более пятидесяти лет назад. В одном из них он говорит:

Знай, что Азиру побил моих вождей, а вождей, посланных мною в город Симира, он приказал схватить в городе. Оба города, Берута и Сидуна, посылают свои корабли в город. Все, кто есть в земле аморитов, собрались вместе… Мне нужны люди, чтобы спасти эту землю… Дай мне воинов!

Но никакой помощи не было послано, и Симира пала. Верный Риббади снова писал:

Прискорбно говорить о том, что сотворил этот пес Азиру. Знай же, что претерпели земли фараона по его вине! Он кричал о мире в стране, а теперь услышь, что стало с городом Симира, опорой моего повелителя, его крепостью… и они разграбили нашу крепость… ах, эти вопли на площади!., бешеный человек и пес…

Немного найдется документов, которые могли бы так взволновать наше сердце, как эти маленькие таблички из обожженной глины, на которых писец Риббади оттиснул клинописью гневные и страстные послания упрямого старого вояки.