Во времена фараонов

На это восстание плоти мыслители отвечали утешениями философии. В одном старинном папирусе (4000 лет) сохранился диалог между египтянином и его душой, [212] где, не без поэтичности, приводятся доводы в пользу любви к смерти. Жизнь – зло; это знают доподлинно. «С кем поговорить мне сегодня? братья злы, а нынешние друзья никого не любят; сердца жестоки, каждый похищает добро своего соседа; кроткий гибнет, сильный торжествует, нет больше праведника, земля принадлежит грешникам!» А вот антитеза, похвала смерти: «Смерть кажется мне теперь исцелением от болезни, выходом на свежий воздух после горячки! Смерть кажется мне теперь ароматом лотоса, отдыхом на берегу страны опьянения, возвращением морехода домой. Смерть кажется мне теперь тоской человека по родному дому после долгих лет в плену».

Смерть возвращает человека в божественную страну, откуда он был изгнан на время своей земной жизни. Это – заключение «Книги Мертвых». Несмотря на темные места, «Книга» становится нам понятной, если захотеть увидеть в ней развитие излюбленной темы моралистов и теологов: «Все в человеке суета, если взглянуть на бег смертной жизни; но все драгоценно, все важно, если мы видим цель, к которой она направляется, и отчет, который предстоит дать о ней» [213] . Эти мысли до сих пор еще руководят совестью. Поэзия питается из тех же родников, когда обещает жалкому роду человеческому освобождение в великом Всем. Исида ли это или Изольда поет, умирая, над трупом:

«Затеряться, исчезнуть без сознания в бесконечном дыхании мировой души – вот блаженство!»

VI. Магия в Древнем Египте

В Древнем Египте, как и всюду на свете, человек был недоволен своей судьбой и старался изменить ее к лучшему. Для достижения этой цели он не довольствовался естественными силами тела и духа; он прибегал к сверхъестественным силам, которые, казалось, давали ему религия и магия. Мы знаем, какая существенная разница между этими двумя формами умственной жизни. Подобно религии, магия задается изменением нормального или предвиденного хода вещей путем чудес; но там, где жрец обращается с молитвой и жертвоприношениями к высшим Существам, называемым богами, маг применяет к ним силу или хитрость. Жрец молит, маг повелевает; и так как опыт показывает, что сила действительнее просьбы, то вследствие этого у первобытных народов маг пользуется еще бо́льшим авторитетом, нежели жрец. Разве что, как это часто бывало в Египте, сам жрец был вместе с тем и магом, который удостаивает присоединить иногда молитву к своим заклинаниям.

Во всякой среде, где магия в почете, существует общераспространенное верование, что всякое живое существо и всякий предмет оживляется Духом, сходным с тем, которым движется человеческое тело. В природе нет ничего бездеятельного, лишенного сознания или воли; каждое существо и каждый предмет может действовать за или против людей, и, обратно, маг может оказывать воздействие на всякое существо и всякий предмет, телу или духу которого он может нанести ущерб. Так, боги и люди в Египте обладают «гением», который оживляет их при жизни и продолжает существовать благодаря некоторым мерам предосторожности и после смерти. Это ка – выражение, не поддающееся переводу, его пытались передать словом «двойник», но лучше бы его перевести «гений» [214] . «Его не лишены животные, и даже вещи, в которых не заметно никакого проявления жизни, таят в себе невидимый дух. Отсюда в известные эпохи обычай разбивать иероглифические знаки надписей, изображающих животных, чтобы, умертвив их, перенести в другой мир, а также и сосуды, утварь, куски камня с текстами на них, положенные в гробницу: эти письменные знаки и предметы одарены душой, а следовательно, обладают гением, который может проявить себя на пользу или во вред умершему. Нам еще не известно, как называли египтяне этого «духа» животных и вещей; но не подлежит сомнению, что для них вся Вселенная была населена действительными и сознательными силами; человеку следовало опасаться в ней противников и искать союзников.» [215]