Во времена фараонов

Но с особенной силой проявляется все могущество магии в завоевании рая. Мертвый, переступив врата ада, предстает перед судилищем Осириса и подвергается допросу, но знание спасительных формул и имен стражей обеспечивает ему победу над адскими богами. [260] Чист он или не чист на самом деле, до этого нет дела; достаточно мертвому обладать даром творческого голоса, запастись охранительными талисманами и выполнять действительные обряды – и он может быть уверен, что осирийские судьи признают его добрым. «Проходи, ты чист», – скажут ему. И опытному магу скорее откроется доступ в рай, чем человеку, который богат одной лишь добродетелью. Магия заменяет честность и обманывает богов так же, как и людей.

Здесь мы коснемся одного из важнейших последствий проникновения магии в культ богов и мертвых: магия придает аморальный характер этой египетской религии, которая так громко возглашает культ правды и справедливости; искренности она противопоставляет ложь и делает безнаказанными злых и нечистых, умеющих связать богов своими чарами.

* * *

И народная литература нисколько не обманывает, знакомя нас с важной ролью, которую играли маги в египетском обществе; они дают жизнь и смерть, вызывают прошлое, удерживают настоящее, обеспечивают будущее; им повинуется вся природа, и если только они пожелают, весь мир перевернется (ср. стр. 189). Вот что говорилось о формулах книги Тота: «Если ты прочитаешь первое имя из этих изречений, ты заворожишь небо, землю, царство ночи, горы, воды; ты поймешь язык птиц и гадов; ты увидишь рыб бездны, ибо божественная сила заставит их всплыть на поверхность воды. Если ты прочтешь второе изречение, будь ты даже в могиле, ты снова обретешь свою земную форму» [261] .

Итак, чудеса, самые сверхъестественные, для мага лишь детская игра: разделить надвое воды реки, [262] отрубить человеку голову и снова приставить ее, не причинив ему никакого вреда, [263] оживлять восковые фигурки рассвирепевшего крокодила, [264] рыбы, [265] лодки и ее гребцов, [266] становиться невидимкой, [267] прочитать запечатанное письмо, не вскрывая его, [268] – все это умели проделывать египетские ученые, по крайней мере в сказках. И, по-видимому, некоторые реально существовавшие люди обладали даром внушения и угадывания, который ставил их вне и над человечеством; таков Аменхотеп, сын Хапу*, которому в царствование Аменхотепа III поклонялись при жизни его и который до последних лет существования Египта пользовался славой непобедимого мага. [269]

К фараону стекались знаменитейшие маги, «писцы двойного чертога бытия», на советы царя, содействуя своими заклинаниями в тех случаях, когда представлялась надобность в их помощи в божественных и людских делах. Они то забавляют царя фокусами, [270] то помогают союзному монарху, [271] то иноземный маг является ко двору бросить вызов писцам фараона [272] : тогда происходит одно из тех состязаний, о которых говорит нам книга Исхода [273] .

Тут кстати будет задать себе вопрос: как становился человек магом на практике? Давалось ли искусство пользования талисманами и формулами откровением свыше? Переходило ли оно от другого мага путем посвящения? Тексты, известные нам до сих пор, сводят все магическое могущество к знанию и обладанию формулами; возможно, однако же, что в Египте, как и повсюду, это знание должно было сливаться с состоянием исключительной благодати, полученной через откровение или посвящение. До сих пор у нас нет достаточного количества документов или, может быть, их понимания, чтобы знать, благодаря чему или кому маг становился посвященным; с другой стороны, не подлежит сомнению, что сила мага должна была проявляться каким-нибудь материальным знаком. В Австралии, например, таковым является вещество, слывущее волшебным, – горный хрусталь; кусочек его якобы проглатывает маг при своем посвящении; иногда это кость мертвеца, которой он вооружается. По «Текстам пирамид» мы знаем, что магия (хекау) в человеке является материальным веществом, которое съедается или усваивается как-нибудь иначе; присутствие его в теле так же необходимо богам, мертвым, всем людям, одаренным магической силой, как куски хрусталя для австралийских колдунов. [274]

Впрочем, волшебная наука и вытекающий из нее дар предвидения приобретались только ценой долгого труда и образцовой жизни. Маг должен был избегать телесных искушений; ритуальная чистоплотность [275] и целомудрие [276] были одним из условий его силы. Поэтому он жил вне человечества, погруженный в созерцание, весь проникнутый формулами, дающими верховную власть. Таков герой народных сказок, обладатель всемогущей силы магии: он «переставал видеть и слышать, так поглощало его чтение этой главы, чистой и святой; он не касался больше женщин, не ел больше ни мяса, ни рыбы»; другой «только тем и занимался, что развертывал сверток магических формул и читал его перед кем ни попало» [277] .