Во временное пользование

Прабабушкины драгоценности, которых не было, или про которые мы ничего не знали?

Что?

Тут лопатка ударила обо что-то твердое, и я замерла, не отрывая взгляда от напряженной спины Розгина.

Пустота принятого решения.

Розгин никогда, ни в одном варианте развития событий своей, очень богатой на события жизни, не мог предполагать, что когда-нибудь ему придется искать клад.

Все мог представить. И кое-что – даже с процентной вероятностью.

А вот поиск клада – тут даже смешно говорить про процент. И про доли процента.

Но, вот он. Клад.

Маленький переносной сейф, вполне современный, кстати, бережно укрытый несколькими слоями пленки.

Пока Розгин все это дело доставал и разматывал, Княгиня в нетерпении приплясывала рядом, постоянно лезла под руку и пыталась предложить помощь. Короче, мешала, как могла.

- Да сядь ты уже, нахрен! – рявкнул на нее Розгин с досадой, и только после этого она убрала свои тонкие пальчики от грязной коробки.

Обидчиво поджала губки, отошла в сторону.

Но Розгину было не до обидок. Проверив, нет ли чего-нибудь еще в яме, он содрал все слои пленки с сейфа, задумчиво оценил его вес. Судя по всему, там не драгоценности. И не золото. Слишком легкий.

Поднял взгляд на Княгиню.

Она по-прежнему стояла в стороне и сверлила его злыми глазами.

Ух, какая! Розгин поймал себя на том, что ему нравится этот ее боевой настрой. Уж по-всякому лучше, чем непонятная размазня, боящаяся своей тени.

- Пошли в машину.

Она кивнула. И двинулась первой. С гордо поднятой головой. Розгин, немного позалипав на высокомерно покачивающиеся ягодицы, облизнулся непроизвольно, покидал на место , где был спрятан клад, веток и рыжей многолетней хвои, чтоб не с первого взгляда можно было найти, подхватил ящик и пошел на своей нанимательницей. Или случайной любовницей? Или… Впрочем, неважно. Одно другого не отменяет. И объединяет все эти определения то, что они – временные.

Княгиня уже успела дойти до машины и теперь молча смотрела на господский дом, зябко обняв себя руками.

Розгин открыл патриот, швырнул коробку вниз, между сиденьями, подошел к Ульяне. Закурил, задумчиво разглядывая пейзаж.

Унылый, как это часто бывает осенью в России. Нет у нас европейской благости и ухоженности. Нет ожидания чего-то светлого, затишья перед зимней сказкой.

Осень в средней полосе России каждый раз падает так, словно за ней, следом, апокалипсис грядет.

Безнадега, грязища и холод. Может, на юге как-то по-другому, или, там, на севере… Но Розгин ,в основном , осенью почему-то на среднюю полосу попадал. И помнил только такое.

Но никогда особо не зацикливался. Нихера не романтик, потому что. А вот рядом с Княгиней – тянуло на непонятные вещи.

Он искоса глянул на нее, на красивое, печальное лицо, задумчивое такое.

Она смотрела на дом своих предков буквально со слезами. И этот момент, конечно, охерительно романтический, неожиданно выбесил.

- И сколько, ты говоришь, предков твоих в этом доме родилось? – он намеренно разрушил молчание, грубовато и нагло.

Княгиня вздрогнула, перевела на него печальный взгляд:

- Не знаю… Усадьба была построена в середине девятнадцатого века…

- Ммм… До отмены крепостного, значит? – поднапряг память Розгин, усмехнувшись.

Княгиня , естественно, не осталась безучастной:

- А это важно? Да, мои предки были богаты. Владели деревнями и миллионным состоянием. А потом у них все это отобрали. Не исключено, что кто-то из числа твоих предков.

- О как! – восхитился Розгин, - у нас тут классовое неравенство, да? И классовая ненависть неожиданно обнаружилась?

Он демонстративно медленно и тягуче оглядел нахмуренное лицо Княгини, ее прикушенную в досаде губу. Видно было, что она жалеет о сказанном, но , в противовес эмоциям, не собирается извиняться и забирать свои слова обратно. Достал он ее все же.

И Розгину неожиданно захотелось ее… Обидеть. Наказать. Странное, не особо подходящее ему чувство. Новое.

Наверно, это началось еще тогда, в их первую встречу, когда эта долбанная аристократка приперлась в его убогую контору и брезгливо оглядывала стены и сиденье стула, перед тем, как на него сесть.

Конечно, потом первое впечатление истерлось, но, получается, что не до конца.

Они никогда не будут на равных!

Эта мысль пришла к Розгину неожиданно и резанула своей остротой.

Княгиня может ему отдаваться, может спать с ним, позволять делать с собой все, чего ему хочется… Но она никогда не будет воспринимать его, как равного себе!

Сука! Как странно! Двадцать первый век на дворе! Все эти регалии, все эти голубые жилы и соли высшего общества, все это – такая хрень! Но стоит только коснуться чего-то настолько глубинного, настолько животного, внутреннего, как моментально гребанная память предков вылезает. Вот в таких мелочах. Повороте головы, надменном подергивании уголков губ. Легком дрожании тонких аристократических пальцев.

Сразу становится понятна глубина пропасти.

И сразу становится понятно, насколько их союз временный.

Княгиня на его подкол не ответила ничего. Просто дернула надменно плечиком и отвернулась.

И это окончательно взбесило.