Во все Имперские. Том 2 (СИ)

— Именно оттуда, — подтвердил я, — Какова его ценность?

— Ценность в рублях наверное высокая, если это не подделка, — пожал плечами Глубина, — Коллекционеры редких трикоинов наверняка вам дадут за него сотню тысяч, а то и больше. А практическая ценность для мага — нулевая.

Если вы привяжете к хазарской оливе заклинание, то просто больше никогда не сможете это заклинание кастовать. Потому что в мире трикоинов из хазарской оливы больше нет, так что зарядить это заклинание вам будет нечем. А поменять древесную породу, к которой привязано конкретное заклинание, нельзя. Такого ни один маг не умеет.

— Спасибо, — кивнул я, — Так и думал. Да, я вроде должен вам денег, князь? Я держу свое слово. Пятьсот рублей за консультацию. И еще тысячу двести за трикоины.

Я достал бумажник, подаренный мне голландцем, отсчитал нужную сумму и положил банкноты Глубине на стол.

Разумеется, Ван Дер Верф не одолжил мне сто тысяч рублей. Он не одолжил мне ни восемьдесят, ни даже семьдесят тысяч. А вот шестьдесят тысяч одолжил, оторвав их от сердца, как выразился сам голландец.

Так что деньжата у меня водились.

— Вижу, вы освоились и начали зарабатывать, — сухо произнёс Глубина, — В таком случае напомню, что вы мне должны миллион, Нагибин. И вот эти гроши, которые вы мне швырнули — это плата за мои услуги, она не идет в счет погашения долга.

— Само собой, — согласился я.

— Так что вы намерены делать дальше, Нагибин?

— Лучше вам не знать.

Я вежливо поклонился Глубине и покинул обиталище князя.

Глава 43. Арладаар

«В чем тайный смысл инструментов, братья?

Это будет открыто лишь мастерам-лесничим, достигшим седьмых градусов.

Тогда откроются глаза их, и узрят они духовную сущность инструментов.

И познают, что кусторез — есть внутреннее ограничение, делающее магию благородной и подчиняющее её воле Благородного. Воплощенное благородство магии и её носителя есть кусторез.

Что есть карта леса? Карта леса есть духовный путь к вершинам. Наставничество, но не человека-учителя, а самой магии. Владелец карты всегда находит путь к Истине, братья-лесничие.

Что есть корень? Корень есть зачин магии и добра в сердце мага. Корень есть источник всех вещей, родник магии.

И синтез смыслов инструментов будет не только их суммой, но новым смыслом! И осознание его будет подобно молнии в ночном небе.

Познавший смысл инструментов никогда не свернет с пути Блага и Добра, братья!»

Из Тайного устава регулярной масонской ложи

Лондон, XIV век

В подвал Галереи я вернулся уставшим, задолбавшимся и в чужом мундире, подаренным мне Ван дер Верфом.

Хотелось завалиться спать, но сегодня ночью мне предстояла еще целая уйма дел. В два часа ночи у меня была назначена встреча с Головиной, которая что-то задумала.

Суматоха в Галерее вроде бы угомонилась, окна комнат, где обитали студенты, большей частью чернели темнотой. Значит, большинство моих соратников по Лицею мирно спали. И это правильно, я бы и сам с удовольствием вздремнул.

На входе в Галерею меня остановили казаки и тщательно обшмонали, видимо, выискивая корону по приказу Огневича. Но никакой короны у меня при себе, естественно, не оказалось. Из потенциально подозрительных предметов у меня был только подаренный Чудовищем трикоин, но он у казаков никакого интереса не вызвал.

Это было понятно, казаки же не магократы, для них все трикоины — просто странные деревянные монетки.

Потом казаки спросили меня, какого хрена я брожу ночью, но я ответил, что меня разбудил шум, я перепугался и побежал к Глубине, моему любимому преподу, чтобы он спас меня от напавших на Лицей врагов.

Казаки посмеялись с моей удивительной истории, но вынуждены были её сожрать.

Оказавшись в подвале Галереи, я первым делом растолкал похмельного холопа.

— А? Барин? — холоп, проспавший весь кипиш, теперь тёр свою рожу, пытаясь привести себя в форму.

— Семь чашек чая, черного, покрепче, — потребовал я, — И сладкого. Когда я засыпаю на ходу, меня только чай со сладким и спасает. Хотя обычно я сладкого не ем. А чай с сахаром вообще не пью. Так что сообрази мне крепкого чая без сахара. И каких-нибудь пирожных.