— Да, — подтвердил Здравуров, а потом развел руками, — Я просто предложил, барон. Но тут нет другого пути, на самом деле.
— Есть! — неожиданно заявил Исцеляевский, — Всегда есть путь, ик… Путь внутрь тела пациента… Пациентки, в данном случае…
Вот это мне уже реально не понравилось. Но я не успел ничего сделать. Исцеляевский активировал свою белоснежную ауру, а потом с размаху пробил Головину рукой в районе живота, засунув в баронессу собственную руку по локоть.
— Еб твою мать, — выругался Здравуров.
Чумновская ахнула, а потом выбежала из комнаты.
Даже Громовищин напрягся, бесстрастным остался только Кабаневич, наблюдавший за этим «лечением» со сдержанным интересом.
Над кроватью закружился белоснежный вихрь, это продолжалось минут пять, мы все молчали, затаив дыхание.
Когда вихрь рассеялся, я смог рассмотреть, что рука у Исцеляевского по локоть в крови, в буквальном смысле этого выражения. Из распоротого живота Головиной хлестала кровь.
Исцеляевский странно ухнул, а потом тяжело повалился на пол, как подрубленное дерево.
— Проверьте, — приказал я Здравурову.
Тот нехотя подошел к Головиной, зажал ей рану на животе чистой тканью, а другой рукой коснулся головы девушки.
— Некроза нет, — вздохнул Здравуров, явно разочарованный и шокированный одновременно, — Но желудок он ей разорвал почти целиком, в десятке мест.
— Так лечите, чего вы ждете, — потребовал я, — Это же по вашей части, насколько я понимаю.
Над кроватью снова заметалась алая аура Здравурова. Через минуту рана на животе у Головиной исчезла, лицо девушки стремительно приобретало нормальный цвет.
Головина открыла глаза, даже попыталась что-то сказать, но не смогла.
— Лежите спокойно, — сказал девушке Здравуров, — Слабость — это нормально, в вашем состоянии. Но сейчас вы здоровы, да. Я спас вас. И мой коллега… эм… тоже помог.
Здравуров покосился на валявшегося на полу Исцелявского.
— Он сдох что ли? — спросил Громовищин.
— Нет, просто магически выгорел, — доложил Здравуров, — Магичить в пьяном виде вредно для печени, знаете ли. Так что его собственная аура высосала все его силы. Но уверен, он оклемается.
Я подошел к постели, Головина смотрела прямо на меня.
— Вы как, баронесса?
— Дайте пить, — пробормотала девушка.
— Принесите воды, — приказал я Громовищину, а потом обратился к Кабаневичу:
— Целитель хороший. Я не про Здравурова, хотя он тоже потрудился на славу. Спасибо, господа. Но Исцеляевского я бы хотел оставить себе, если он, конечно, согласится на меня работать.
— Дело ваше. Мне он не нужен, — пожал плечами Кабаневич, — И я уверен, что вы очень скоро пожалеете об этом своем решении, барон. Вы плохо знаете этого, если так можно выразиться, человека. А теперь, когда ваша невеста спасена, думаю, самое время обсудить обмен заложниками.
— Обмен заложниками? — улыбнулся я, — Вы схватили Пушкина, я так понимаю? Он у вас?
— И не только он, — кивнул Кабаневич, — Та барышня, с которой вы только что целовались на лестнице, тоже у меня.
— Что? Вы о чем? Дю Нор?
— Дю Нор, — подтвердил герцог Кабаневич, — Пока мы тут с вами наблюдали за операцией на желудке вашей невесты — мои кабанчики телепортировались на лестницу и схватили вашу… я бы сказал, вашу невесту, но насколько я понимаю, ваша невеста — Головина… А вот кем вам приходится дю Нор — я не знаю. Но, судя по тому, что я видел на лестнице, она вам дорога. И она у меня. Гляньте, барон.
Кабаневич извлек из кармана смартфон, отделанный драгоценными породами дерева, и продемонстрировал мне экран. На экране было фото — трое Кабаневичей с крашеными бородами и принцесса без сознания, лежавшая у ног похитителей.
Фото было сделано в каком-то лесу. Явно далеко отсюда, ибо я в Псковской губернии вообще лесов не видел.
— Это владения моего клана, — пояснил Кабаневич, — А теперь, барон, отпустите всех заложников, иначе графиня, с которой вы изволили целоваться, поцелует горлом меч моего внука.
— С кем там целовался Нагибин? — слабо, но с искренним интересом, поинтересовалась Головина, приподнявшись на кровати.
Вот блин.
Проблема. Даже две проблемы.
Я обернулся и увидел, что в дверях стоит Громовищин, телохранитель принцессы, притащивший воду для Головиной.
Последнюю новость от Кабаневича он явно слышал, но смотрел Громовищин не на герцога, а прямо на меня. И его взгляд пылал бешеной яростью.
Похоже, что проблемы уже не две, а целых три.
— Заложников, лезвие меча, ваше поместье и жизнь ублюдка, который убил одного из моих внуков, — лениво потребовал Кабаневич, — И тогда верну вам вашу барышню, Нагибин. Или она умрет. Минута на размышление.
Глава 62. Под днищем