Я замолчал. Тишина повисла такая, что было слышно, как в одном из старых шкафов копошатся то ли крысы, то ли моль.
Моя речь, разумеется, была чистым экспромтом — готовил я совсем другую речь, менее пафосную, более конкретную. Но что вышло — то вышло. И я готов был поклясться, что вышло у меня неплохо. Некоторые фразы я нагло позаимствовал из речи Алёнки, которую та толкала консерваторам. А пафоса мне придала моя апполоническая лунная форма. Я теперь не говорил в ней на латыни, но даже на русском я говорил не так, как в своем обычном теле. Да я теперь даже мыслил иначе, как будто больше и не был человеком…
Так или иначе, но эффект оказался потрясающим. Тревоги на лице больше не было ни у кого из моих соратников, одно чисто благоговение и священный трепет.
Пушкин, стоявший на коленях, аж прослезился и тут же заорал:
— Я с тобой, барон! Я с тобой! Я готов умереть за тебя… и за бабло, конечно.
Я сурово глянул на парня, но Пушкин определенно не издевался — он просто в порыве экстаза от моей речи честно озвучил свои мысли.
— Никто не умрет, Пушкин, — ответствовал я, — Лишь наши враги будут умирать сегодня! А бабло ты получишь. Сейчас же! Но я хочу присяги от вас, от вас всех. Маша предлагала нам всем присягнуть Рюриковичам, ну что же… А я согласен! Присягнем все Рюриковичам, пусть наша ложа отныне служит Рюриковичам. Вот только нам не нужна картина кисти Репина для этого…
Я вырвал у Маши свернутую в трубочку репродукцию, которой жена изволила бить меня по морде, а потом перетер картину за мгновение в труху двумя пальцами.
От моего прикосновения бумага вспыхнула и рассыпалась пылающими сполохами, они полетели вниз — медленно и печально, как будто в кладовке пошёл огненный снег…
— Я буду тотемом ложи, а не эта картинка! — заявил я, — Мое божественное тело будет им! Ибо сейчас я открою вам последнюю великую Тайну — я и есть Рюрикович! Вы все видели меч в моей фамильной усыпальнице. А кто не видел — тем расскажут остальные. Этот меч с клеймом самого Рюрика — первый знак. Мой брат был помечен магией и самым Лешим — это второе знамение вам всем, ибо с Рюриковичами говорил Леший, и у них он всегда отбирает одного близнеца! Разве вам мало знамений? Разве моё тело, которое вы созерцаете — не последнее знамение, самое убедительное…
Я замолчал, повисла тишина, еще пуще прежней тишины. Глубина пробормотал, как во сне:
— Имеет смысл… Есть древние легенды… Якобы Рюриковичи и правда были Лунными магами, якобы всех Лунных магов перебили именно за то, что те поддерживали Рюриковичей…
И князь Глубина, казавшийся мне до этого момента самым скептически настроенным человеком во вселенной, самым натуральным образом хлопнулся на колени.
Остальные последовали его примеру — даже Петя, даже Петин перс… На ногах осталась стоять только принцесса, которая надменно озиралась.
Ну оно и понятно.
Во-первых, «нет пророка в отечестве своем». Какая жена признает своего мужа, того самого который ей сегодня ночью засаживал, богом, древним героем и реинкарнацией Рюриковича? Во-вторых, Лада всё-таки Багатур-Буланова, у неё с детства аллергия на Рюриковичей. Ну и в-третьих, младшая Арладаар — это вам не худородный баронет Пушкин, характер моей первой жены можно было охарактеризовать одним словом — «принцесса». Причем, принцесса именно в плохом смысле. Принцессой в хорошем была старшая Лада, которую нам сегодня предстояло снять с виселицы.
Так что я решил на все это забить — младшая Лада и так моя жена, от неё дополнительных выражений верности не требуется. Да и в сегодняшнем бою я планировал её пощадить и слишком активно не использовать, Лада была мне нужна живой. Мне были нужны живыми обе Лады.
А еще на колени не пала Маша, но это только потому, что я всё еще держал её за воротник мундира. Жена смотрела на меня со страхом, в котором читались слабые нотки возмущения…
Я ответил на этот взгляд своим божественным аполлоническим взором. Я сам, конечно, не видел своих глаз, но мне казалось, что мой взор свободен от любых человеческих страстей, что в нём сейчас только чистая МОЩЬ, вперемешку с торжеством и нагибом.
— Я всё поняла. Муж, — коротко и холодно выдохнула Маша.
Ох и задаст она мне жару, когда мы останемся наедине… Ну да и ладно. Она ж моя жена, так что это теперь её право.
Я аккуратно поставил Машу на пол, погладил одним пальцем по растрепавшимся волосам:
— Давай, жена. Реинсталлируй ложу. Присягните мне все, как Рюриковичу! Алёна не почует обмана, мы же сейчас выполняем её требование. Так что она ничего не заподозрит, я уверен. Магия скажет этой суке, что мы все присягнули Рюриковичам, как Алёна и хотела. Вот только буду этим Рюриковичем я! И еще… Сразу же соедини все силы братьев и сестер, Маша. Мне сегодня потребуется масонская магия. Я видел в твоей памяти — ты научилась этому на собрании консерваторов. Сейчас повтори это, дай нам всем масонский братский буст! Ты справишься, душа моя. Давай!