Во все Имперские Том 6. Дриада (СИ)

Именно на этом лугу, полностью залитом светом мощнейших прожекторов, и должна была проходить казнь. Судя по возвышавшейся там металлической конструкции — громадной виселице, все было уже готово.

Иоанновский мост, ведший к лугу, был весь забит народом, как вагон метро в час пик. Некоторые молодые люди усадили своих барышень себе на плечи, чтобы те могли снять казнь. Прямо не публичное убийство, а рок-концерт. Некоторые приперлись даже с детьми. Больше всего повезло тем, кто успел занять места у перил моста — оттуда глядеть на казнь и снимать её было удобнее всего.

Я решительно принялся расталкивать, а точнее даже утрамбовывать толпу, пролезая вперед. Делал я это так активно, что толпа заколебалась, какой-то мужик, стоявший у самых перил, даже выплеснулся с моста в Неву, хотя я лез по самому центру моста и непосредственно несчастного мужика не трогал.

— Посторонитесь! Прошу прощения! С дороги! Ты чё, не видишь, что АРИСТО идёт?

Спустя пару минут я уткнулся в шлагбаум, за которым стоял огромный грузовик, отдаленно напоминавший смесь камаза и американского «вестерн стара».

Из открытого кузова грузовика возвышалось нечто черное, громадное, покрытое мхом и хтоническое. Судя по всему — камень Ивана Грозного, один из тех камней, что не пропускает никакую магию, в том числе не дает телепортироваться мимо себя.

Дальше хода не было, возле шлагбаума торчало человек двадцать полицейских, причем в касках и брониках, а еще двое казаков. Казаки были заняты тем, что снимали со шлагбаума каких-то гимназистов, которые пытались нагло его перелезть.

Я дерзко пролез к самому шлагбауму и потребовал:

— Эй, служивые, пропустите АРИСТО! Я желаю вблизи узреть, как враги России захрипят в петле!

— Места в первом ряду от ста тысяч рублей, мой господин, — ответствовал офицер, — И их осталось только три.

— За то, чтобы увидеть смерть предателей — готов заплатить хоть миллион, — заявил я, доставая смартфон, а потом приказал Шаманову:

— Ты остаешься, брат.

Шаманов не стал спорить, а просто кивнул и растворился в толпе.

— Ваше имя, господин, — потребовал офицер.

— Я барон Нагибин, а вот это мои две жены — Маша и Антуанетта.

— Чего? — глаза офицера были скрыты за пуленепробиваемыми очками, но я готов был поклясться, что даже выражение очков у него было сейчас удивленным, — Две жены?

— Две жены, — подтвердил я, — И я плачу за каждую. Они у меня с детства мечтали поглядеть, как вешают людей.

— Да это ж Нагибин, — хмыкнул стоявший рядом полицейский, — У него правда две жены, господин полковник. Я про него статью на пикабу читал — барон у нас единственный официальный двоеженец в Империи.

Я очень надеялся, что на пикабу не написали, что я не только двоеженец, но еще и изменник, собиравшийся сегодня спасти государственных преступников, приговоренных к смерти.

И, судя по всему, мои надежды оправдались — ибо полицейские взяли с меня девятьсот тысяч рублей и пропустили без всяких проблем. Даже принцессу никто из них не узнал.

Вообще таскать с собой принцессу было не лучшей идеей, но я счел необходимым взять её на тот случай, если возникнут проблемы не с силовиками, а с собравшейся толпой народа. В этом случае будет очень кстати иметь рядом Багатур-Буланову из Императорского клана.

Как только мы прошли шлагбаум, принцесса тут же надела шляпу с широкими полями, скрывавшую её лицо. Эту шляпу она захватила с собой по моему совету — а то будет неудобно, если палач вдруг узнает в одной из зрительниц казни близняшку той принцессы, которую сегодня казнят.

Теперь мы оказались уже на самом лугу перед Иоанновскими воротами. С двух сторон этот луг окружала Нева, с третьей был мост, по которому мы только что перешли, а с четвертой Петропавловская крепость. В принципе идеальное место для казни, бежать осужденным здесь некуда.

Впрочем, я сейчас и сам ощутил себя отчасти осужденным — ибо вместе с женами оказался в загоне, огороженным сетчатым стальным переносным забором. И ближе к виселице меня уже никто ни за какие деньги не пустит. Прикольно. То есть по факту я заплатил миллион рублей, чтобы постоять десять минут в загончике — пожалуй, не самая лучшая сделка в моей жизни.

Остальные русские магократы, видимо, полагали также, потому что я их тут не наблюдал. Вместе со мной и моими женами в загоне стояло только человек двадцать бородатых купцов, некоторые из которых тоже пришли с супругами, а еще ровно три магократа — первый был волосатым и растрепанным, второй пухлым и низеньким, а вот третий — высоким красавцем, напоминавшим араба.

— О, нет, — прошипела принцесса, — Вот дерьмо! Плохо, муж. Очень плохо.

— Да что такое-то?

— Маги — вот что… Один Жаросветов, второй Дубравин, а третий — это Андрей, администратор Павловского дворца. Он Багатур-Буланов, он меня знает, хорошо.

— Ну так опусти глаза, натяни шляпу на голову и не отсвечивай, любовь моя, — тихонько посоветовал я принцессе.

Я попытался пристроиться в уголке огороженного пространства, но мне это не слишком удалось — загон был площадью всего метров в тридцать. Так что все богатые зрители стояли близко, как на футбольной трибуне.