Во все Имперские Том 8. Рюрик (СИ)

Этот гул усилился, как и сам ветер. Вправо и влево от гермодверей уходили тёмные тоннели, именно по ним и гуляли мощные потоки воздуха.

— Все ко мне! — крикнула Таня своим людям, вылезая из мотоцикла прямо в черную воду, покрывавшую пол тоннеля и доходившую Тане до середины сапога.

Первыми к Тане подошли Самосборов и лейб-стражница Сигурд, их сопровождал полковник Резаков.

Старик Самосборов оглядел преградившие путь отряду циклопические гермодвери с каким-то религиозным благоговением, как будто созерцал древний храм.

— Кха-кха… Дальше не пройдем, — дребезжащий голос Самосборова разнесся по тоннелю, — Эти двери аварийно закрылись, когда тоннели затопило, сорок лет назад. И больше они не откроются — нет электричества, смотрите.

Самосборов указал на ряд ламп, укрепленных на гермодверях. Ни одна из ламп не горела, а парочка из них вообще была разбита.

— Намертво закрылись, — прокашлял Самосборов, — И открыть их можно только изнутри, если запустить генератор на станции. Но на станцию мы не попадём. Других путей туда, кроме этих дверей, нет.

— Насколько я понимаю, Жаросветовская — не конечная станция, — заметил Резаков, постучав кулаком по гермодвери, как будто рассчитывал, что ему сейчас откроют, — Так что должен быть еще один проход на Жаросветовскую — с другой стороны.

— Этот вход был, господин, — кивнул Самосборов, — Но сейчас его нет. Тоннель с другой стороны станции полностью завален, уже как сорок лет.

— А куда ведут эти тоннели? — Таня указала на тонувшие в темноте проходы слева и справа от гермодверей.

— Правый — на Дубравинскую, левый — в депо, — сообщил Самосборов, — Но в депо такие же гермодвери, и они тоже закрылись в момент первой аварии. А на Дубравинской мы сегодня уже были.

— Ага, помню, — ответила Таня.

Дубравинская была первой станцией, которую они сегодня посетили на Третьей линии. Эта станция Таню особо не впечатлила, потому что выглядела просто мерзко. Когда-то на Дубравинской росли живые дубы, но теперь они обратились в заплесневелую гниль, а еще станция была вся завалена строительным мусором и металлоломом.

Когда в 1991 году линию безуспешно пытались повторно запустить — весь мусор решили свалить именно на Дубравинскую, да так там и оставили. Так что Таня чуть не переломала себе ноги, лазая по горам камней на Дубравинской.

— И что нам делать? — спросила Таня у Самосборова, — Взорвём гермодвери?

— Ни в коем случае! — в ужасе запротестовал старик, — Над нами полностью затопленный тоннель, неизвестно в каком он состоянии. Я же говорил — если будем здесь взрывать, то все тут и останемся! А что делать я не знаю. Эти гермодвери не открыть…

— Открыть, — произнёс хриплый голос позади Тани.

Девушка обернулась, к ним уже шагал инженер Копай, его ноги шлепали по воде.

Копай, как и требовал Самосборов, снял с себя респиратор, очки и даже капюшон. Под всем этим у Копая оказалось хоть и очень неприятное, но вполне себе человеческое лицо.

Инженер Копай был уже стар, рожа у него какой-то странно-серой, а еще очень волосатой — пучки седых волос торчали у инженера Копая из ушей и даже носа. Нос у него был острым, а глазки — мелкими и крысиными. И вообще инженер больше всего напоминал престарелую облезлую крысу. Крайне мерзкий тип. Но бесплотным духом он точно не был. Кроме того, Самосборов так и не смог ответить, Копай это на самом деле или не Копай, потому что не помнил, как выглядел инженер, построивший Третью линию.

Поэтому полковник Резаков и его люди подняли Самосборова с его обвинениями на смех. Но Таня чувствовала, что с инженером Копаем что-то не так, от этого низкорослого дедка в костюме ОЗК фонило чем-то крайне нехорошим. Да и Самосборов все еще боялся и избегал Копая.

Сейчас, когда Копай подошёл ближе, Самосборов даже отступил подальше в сторону.

— Эти гермодвери можно открыть, — повторил Копай, его крысиные глазки бегали, разглядывая гермодвери, и бегали, пожалуй, слишком быстро для человеческих, — Я просто напомню, что за дверями Жаросветовская. А эта станция должна была служить городским убежищем в случае солярис-бомбардировки Петербурга. Поэтому Охранное Отделение выпустило специальные перфокарты, открывающие эти двери, на случай войны и обесточивания метро.

— Это так, — подтвердил Резаков, — Вот только перфокарты было три. Первая у Павла Вечного, вторая у Шефа Охранки, и третья вроде у начальника городской гражданской обороны. И их все уничтожили после того, как Третью линию затопило…

— Нет, — отрезал Копай, — Не знаю, что стало с первыми двумя перфокартами, но третья цела. И она была не у начальника гражданской обороны. Третья перфокарта у меня, господин.

Копай покопался в подсумке, висевшим у него на поясе ОЗК, и действительно достал оттуда завернутый в целлофан кусок картона. Копай развернул целлофан и Таня узрела пожелтевшую от времени бумагу, испещренную многочисленными аккуратными отверстиями и украшенную старыми имперскими печатями.

— Это что? — с искренним интересом поинтересовалась Таня.

— Перфокарта, моя маленькая госпожа, — усмехнулся Копай, — Древний носитель информации. В 1976 такие еще использовались…