Во всем виновата книга – 2

Безупречными, как текст на испанском, заполнявший страницы. Он выглядел как затейливый почерк, но каждая буква была совершенна и ничем не отличалась от другой такой же. Каждая «a» была похожа на все остальные «a», каждая «m» была как другая «m». Томас видел Священное Писание, напечатанное одним немцем, Гутенбергом, где каждая буква была в точности как все ее сестры. Но книга Гутенберга была отпечатана в два столбца, а текст «Компендиума» растекался от одного поля до другого.

– Покажите мне ересь, – сказал Томас.

– Разрешите сначала показать вам дьявольщину, приор, – сказал монах и начал листать страницы с головокружительной скоростью.

– Вы листаете слишком быстро. Как вы поймете, где остановиться?

– Я пойму, приор. Я пойму.

Томас смотрел, как мелькают бесчисленные иллюстрации, многие из которых были цветными.

– Вот! – сказал Аделяр, остановился и ткнул пальцем в страницу. – Вот самая что ни на есть адская дьявольщина!

Томас почувствовал, как у него пересохло во рту. На странице перед ним была иллюстрация, которая двигалась… глобус вращался в прямоугольнике черной пустоты. Его пересекали линии, соединявшие яркие точки на поверхности.

– Господь благословенный! – Томас облизал губы. – Она двигается.

Он протянул руку, но заколебался. Казалось, рука может погрузиться в бездну, изображенную на странице.

– Не бойтесь, приор. Я прикасался к нему.

Он провел пальцами по крутящемуся глобусу. На ощупь тот был плоским и гладким, как и остальная страница, – пальцы не чувствовали движения, но глобус продолжал вертеться под ними.

– Что это за колдовство?

– Я молился о том, чтобы вы смогли мне рассказать. Вы считаете, эта сфера должна представлять мир?

– Не знаю. Возможно. Королева только что послала того генуэзца, Колона, в третье путешествие в Новый мир. Он доказал, что мир круглый… что это сфера.

Аделяр пожал плечами:

– Он всего лишь доказал вещи, о которых моряки говорили десятилетиями.

Ах да. Брат Аделяр считал себя философом.

Томас смотрел на вращающийся глобус. Хотя некоторые члены церковной иерархии еще спорили, большинство уже согласилось с тем фактом, что мир, созданный Богом для человечества, действительно шарообразен. Но если это наваждение было миром, то его показывали с точки зрения самого Господа.

Почему сейчас? Почему, когда здоровье ускользает, как песок между пальцев, – он сомневался, что доживет до конца года, – этот том, который нельзя назвать иначе как колдовским, появился в его покоях? Будь он моложе, он с наслаждением взялся бы изловить виновников этой дьявольщины. Но теперь… теперь ему едва хватало сил, чтобы дотянуть до конца дня.

Он вздохнул:

– Зажгите мою свечу и оставьте это кощунство. Я прочту его.

– Я знаю, что это необходимо, дорогой приор, но будьте готовы. Эти ереси столь глубоки, что они… они лишат вас сна.

– Сомневаюсь, брат Аделяр. – За время, проведенное на должности Великого инквизитора, он слышал все ереси, какие только можно вообразить. – Очень сомневаюсь.

Но каким бы ни было содержание книги, она уже лишила его сна. После ухода Аделяра он осмотрел свое пустое обиталище. Четыре знакомые беленые стены, голые, если не считать распятия над кроватью. Белый потолок и пол, выложенный плитками цвета сепии. Всю обстановку составляли койка, письменный стол, стул, маленький комод и Библия. Никто и бровью не повел бы, если бы он, приор, Великий инквизитор и духовник королевы, потребовал бы себе более роскошное жилище. Но земные прелести отвлекают, а он не думал сходить со священного пути.

Прежде чем открыть «Компендиум», он взял Библию, поцеловал ее обложку и положил к себе на колени…

2

Томас читал всю ночь. Его свеча сгорела до основания, когда заря уже показалась на небе, а он все читал, пропустив завтрак. Наконец он заставил себя закрыть и кощунственную книгу, и глаза.

Ссутулившись, он осел на стуле. Из окна доносились крики рабочих, звуки молотков, пил и топоров. Каждый день походил на другой – кроме, разумеется, воскресенья. Основные работы по строительству монастыря – Monasterio de Santo Tom'as – официально завершились четыре года назад, но всегда оставалось что-нибудь еще: здесь – патио, там – садик. Казалось, это не закончится никогда.

Монастырь стал главным украшением Авилы. Но это неправильно. Он слишком разросся, слишком обогатился декоративными элементами. Томас вспомнил элегантные колонны с шипами в галерее третьего этажа, выходившей на огромный двор, – великолепное произведение искусства, неподходящее, однако, для нищенствующего ордена.

В монастыре было три клуатра – для послушников, для тихого уединения и для королевской семьи. Поскольку король и королева выделили средства на монастырь и использовали его как летнюю резиденцию, такие излишества, полагал он, были неизбежны. Именно из-за королевы Томас покинул Севилью и переехал сюда – уже много лет он был ее духовником.

Томас открыл глаза и посмотрел на обложку «Компендиума Срема».