Я вообще-то его возраст прикинул — получалось, что в 42-м ему было от силы года четыре, так что своей рукой к стенке он мог ставить разве что ночной горшок. Но я привык людям верить, поэтому на всякий случай его побаивался.
И вот вызывает он однажды меня в ту комнату. Там майор Криворот и полный набор шкафов и сейфов. Рекс:
— Ты, Враг, знаешь «Комсомольский прожектор»?
Я мысленно упал в грязь его лицом, но говорю:
— А как же, не у Пронькиных на даче (но в уме).
— Тут комиссия, штык ей в брюхо, через два дня. Замполит сказал, что ты рисуешь, как мороз на оконном стекле. Вот тебе фотоаппарат старлея Митрохина, ему жена из Новосибирска привезла, ну та, которая потом с прапором Акишиным сбежала, но ты этого знать не можешь. Так вот: две плёнки, аппарат, иди и снимай недостатки, потом пойдёшь в клуб к Антсу Аарэ, к этому чухне, к врагу, которого я в 42-м ставил и не поставил. Он фотки напечатает и вообще, а ты — «Комсомольский прожектор»… Одна нога здесь — другая там.
— Есть, никак нет, виноват и служить легче будет!
— А щит стоит возле КПП — ржавая такая железяка, а то я тя своей рукой…
Впервые работа по нутру, иду с фотоаппаратом, как кинооператор Кармен, радуюсь, навстречу Пшикер.
— Ну что, — говорю, — Пшикер, как оно, бельё-то? — настроение у меня хорошее.
Он посмотрел холодно:
— Пшикер, — говорит.
И пошёл курить анашу.
Я потом с ним после дембеля встретился, ни разу этого чудного слова от него не услышал. Правда, он тогда вообще молчал.
Так вот, перво-наперво я достал два листа ватмана, склеил, пошёл на КПП на «Прожектор» посмотреть: на двух столбиках стоит неправильной формы металлический лист. Ничего не понимаю. Покурил! Ага, вижу: контур воина с прожектором просматривается и ещё место для недостатков. Достал краски, освежил — воин классный, красномордый, в одной руке прожектор, другая на недостатки указывает.
Ну что вам сказать? Недостатки хорошие. И овощехранилище, где картошка гниёт, и коровы на территории, и женщины гражданские с авоськами через полк на автобус дорогу срезают. А на КПП приказ вышел: баб не пускать. Часовые родины насмерть стоят, правда, пять метров в сторону забор кончается и бабы там вперемежку с коровами проходят.
Я пал на колено, как перед невестой, сфотографировал.
Увлёкся, два дня не обедал, наконец эстонский рыболов Аарэ — «печальный пасынок природы» — выдал мне 32 фотографии (из 64 совсем неплохо). Очень хорошо они легли на ватман — приклеил, отошёл, как художник Куинджи от полотна «Ночь на Днепре», посмотрел: текста явно не хватает. А я же ещё и поэт. Мне стихи написать — что Рексу двух дембелей отоварить.
Под каждой фоткой подписываю фломастером.
Про баб:
Фото: около штаба в канаве лежит пьяный мужик, гражданский. Стихи:
И дальше больше. Так я в недостатках поднаторел, что уже устно готов был комиссии докладывать. Ну ладно, поставил последнюю точку, полюбовался.
Жалко, думаю, посмотрит прохожий или какой-никакой китаец и плохо подумает, а ведь и достоинств полно. Вот, к примеру, два месяца назад была жестокая и бескомпромиссная борьба за чистоту. Рекс так и сказал:
— Как увижу окурок на территории, так сразу его своей рукой и так далее. Короче, хоронить будем.
Не совсем было понятно, кого хоронить, но всё равно по тону неприятно.
На следующий день окурок был сразу найден Рексом прямо на ступеньках штаба. Хороший окурок, от «Явы» с фильтром — такой на солдатской кухне целую луковицу стоит. Сразу тревога — свистать всех наверх, а некоторых вниз, построение полка, парадный взвод с оружием. Четыре сержанта держат простыню, посередине лежит многострадальный окурок, весь полк похоронным шагом (Рекс впереди) выходит в сопки на 4 км и хоронит усопший окурок под оркестр и выстрелы парадного (он же погребальный) взвода.
Отличные достоинства.
Постоял у «Прожектора» минут двадцать, труба пропела — святое, пошёл обедать.
Как потом выяснилось, комиссия прибыла через час и, хотя половина полка два дня для их банкета грибы в сопках собирала, дальше «Прожектора» не пошла: аккуратно сняли и удалились.
Дня через три сидим с ребятами в каптёрке, курим — кто анашу, кто так, всякую дрянь. Разговоры ленивые. «Три П» — Пётр Петрович Пунтусов — говорит:
— У нас в Барнауле строго. Вот меня под 8 Марта женщины из нашего барака послали за водкой. Я купил две бутылки, еду обратно на автобусе, бутылки в сетке — все видят; а в автобусе один мой знакомый с приятелем… Я схожу, они за мной, здоровые черти: «Петь, дай бутылочку!» Я говорю: «Не, женщины просили». Они: «Мы твоих женщин…» Потом этот приятель хвать у меня сетку, хрясь об землю — и одна вкусная вдребезги. Я: «Вы чего?». — Тут мой знакомый как даст мне в рыло и челюсть сломал.