Во всю ивановскую (сборник рассказов)

Но тут нас позвала обедать Римма Ивановна, сестренница Толи. Дом се был рядом, она жила со слепой теткой, одна. Римма принесла окрошку, квас, вареное мясо прямо в предбанник, где стоял маленький столик. Я притащил три ведра холодной воды, в ведра мы поставили «горный дубняк», квас, молоко, явился на столе мед, огурцы, лук, селедка «иваси», садовая клубника в блюде.

Пообедали, но не плотно, оставили место послебанному угощению. Толя занялся дровами, я водой. Семен стал затапливать. Вскоре дым обволок остроконечную крышу, Семен доложил, что дело сделано, и пошел сказаться теще, что будет с нами мыться. Толя предсказал (так и сбылось), что теща Семена не отпустит, а вооружит каким-либо ручным сельхозорудием. Я уже дотаскивал воду в котел, как белый дым повалил из дверей. Я их распахнул и понизу пролез к печке. Открыл ее — в ней было… пусто. Где же тогда горело? Оказалось, что Семен — деревенский выходец — затопил баню в отдушине трубы, в том месте, где были камни, кирпичи, накаляемые огнем для того, чтобы на них поддавать. То-то мы посмеялись. Переложили горелые поленья на место, и вода в котле, не прошло и получаса, закипела.

Кожа зудела и просила веника. Раздевшись, Толя хлопнул на камни полковшика. Из отдушины ахнуло пеплом и сажей, это было следствие Семенова усердия. Проветрили, вновь поддали. Баня держала пар на славу.

— Ложись, — приказал Толя и хлестанул меня чем-то жутким, будто теркой шаркнул по спине. Я взвыл и сверзился на пол. — Что? — спросил Толя. — Посильнее «Фауста» Гёте? Будешь знать, как баню описывать.

Толя хлестанул меня веником из вереска. А дал он мне урок оттого, что я в одном месте описывал баню и для пущего эффекта придумал, что парятся Вересковыми вениками. Вот я и был наказан.

— Мы же березовые ломали.

— Есть и березовые.

Попарились для первого раза немного. Закраснели и чесались места бесчисленных комариных укусов. Но когда мы опрокинули на себя по шайке холодной воды, стало хорошо. В предбаннике ждали Вадимка и Гриша и примкнувший к ним племянник Толи, Андрей. Мы их положили на полок, как карасей на сковородку, и хлестали вдвоем. Вадимка и тут сумел всех обхитрить — попал в середину, и ему не досталось ударов по бокам.

* * *

Попарив, оставили их мыться и пошли передохнуть. Слышно было, как мальчишки разговаривают. Узнать, о чем они говорят, было страшно интересно. Вадимка, как человек практичный, срывал с Гриши обещания принести пряников. Обещал за это дать такую подкормку, что вся рыба с озера должна была сбежаться к Гришиной удочке. Гриша, как человек городской и начитанный, отставал, конечно, от Вадимки в познании конкретной жизни, но не сдавался за счет знаний.

— Ребята, — говорил он, — а вы знаете, бронтозавров не надо бояться. Они трусливые, вот точно. На них крикнешь погромче, они убегут.

Толя изобрел веник, на который впору выдавать патент и который усиленно рекомендую, — две трети березовых веток, одна треть вересковых. Береза смягчает вереск, а тот, все же чувствуясь, дает прекрасный смолистый запах. Эффект мы ощутили при втором заходе так, что захотелось третьего. Но тут явился новый посетитель. Потом были еще. Кто со своей бутылкой, кто в расчете на нашу, и мы, как римские патриции, принимали всех в предбаннике в течение пяти предзакатных часов.

— Ты поживи, мы тебе покажем настоящую жизнь, — говорил Василий, дальний родственник Толи. — Вот Толя жил, и результат налицо, слушай: «На Угоре колокольня, кладбище, а дальше сплошь — за селом, за Чистопольем, в чистом поле ходит рожь». Все точно, нигде не соврал. Про многих сочинил, про Арсеню даже вывел, а про меня нет. Толь, ты чего про меня тормозишь сочинять? Смотри, помру, спохватишься. А ведь умру, Толь, умру в колхозной борозде. Ну, ребята, давай, ваше здоровье, мешать бане не буду. Баня, ребята, это — человек!

На смену ему явился одноклассник Толи Николай Федорович — я уже слышал о его мастеровитости. Он сам, почти в одиночку срубил дом с паровым отоплением, сделал теплицу, развел плодоносящий сад, выкопал пруд, запустил в него рыбу, которая жила даже зимой («к проруби подплывала, из рук кормил»), но, насколько я заметил, делал Николай не для накопительства, а от природной одаренности и нетерпения рук.

— Как там караси? — спросил Толя.

— Плавают, чего им. Породу вот улучшаю, нынче на Светлице наловил, запустил, пусть скрещиваются. Надо ли вам на уху-то, скажите? Или на лугах ведро оплели, дак пока сыты.

— Ты пока притащишь, мы уж проголодаемся, — поддел Толя в соответствии с чистопольским юмором.

— Да я.. — Николай рванулся к двери.

— Не надо, не надо.

Мы остановили Николая и уверили, что для нас лучше, если он попарится с нами. Тем более с таким изобретением — Толя показал веник.