Ада только широко улыбнулась. После целого дня переписки с братом и визита законников, явившихся за фамильными гребнями и серьгами, которые покойные родители не удосужились вписать в список приданого, Адельхайд очень, очень хотела, чтобы эти два барана не поняли.
Они ее не разочаровали. Еще и свиту с собой прихватили, совсем хорошо.
— Считай, мы пожалели убогую, — с порога заявил Юрген.
— На первый раз, — добавил Уве. А может, как раз Юрген — братья были близнецами. Любопытно. Раз они явились вдвоем, значит, считали ее достаточно серьезной проблемой, хоть и делали вид, что это не так.
— Вы должны мне долю за наводку, — напомнила Ада, удобно устроившись в единственном в комнате кресле. — Вы взяли дело, получили навар, вдобавок нарушили договоренность не проливать крови.
— И че? Дело сделали мы сами.
— Ха! Да мы бы тебя и без наводки пощипали, козочка. Хоть ты и старая…
— А ничего!
Они откровенно нарывались. Вероятно, считали, раз перед ними женщина да недавний заключенный, можно безнаказанно глумиться над ними, а то и убить, чтобы не болтали. Такие простые, откровенно топорные планы, как братья вообще деньги зарабатывали? Не только ведь грабежами.
Гир подбросил и поймал нож, спросил насмешливо:
— Правого или левого, Ада?
Она только вздохнула. Вообще-то дорогой друг должен был убить обоих братьев, если те начнут зарываться, они планировали именно так. Но Гир все еще оставался мягким.
Ада не могла себе этого позволить.
Договориться с комнатой практически невозможно. Так же невозможно договориться с полом или доской в нем, предварительно не вынув эту доску из ряда прочих.
Но вот если накрыть пол ковром, проблема исчезает.
Адельхайд улыбнулась проступающему изумлению на лицах.
— Ведьма, — выдохнул кто-то из свиты, убедившись, что оторвать ноги от ковра невозможно никаким усилием, а если ткнуть в него пальцем, тот тоже прилипнет намертво.
Она, уже не скрываясь, прокрутила в пальцах перо, поправила:
— Магичка, — вдохнула и швырнула сонетом в одного из братьев. Поманила пальцем: — Подойди ко мне, милый. Как тебя зовут?
— Юрген, — ковер отпустил его подошвы, зачарованный бедняга подошел, сел у кресла, преданно заглядывая в глаза новой хозяйке.
— Хороший мальчик, — она погладила его по голове. Улыбнулась перекошенному лицу Уве, который, тем не менее, помалкивал. Обратилась уже к нему: — Твой брат останется со мной. Ко второму закату ты принесешь в эту комнату половину украденных вещей. Естественно, половину в пересчете на стоимость, а не по количеству. Юрген пробудет у меня до дней соловья, чтобы ты осознал свою ошибку. Имей в виду, если попытаешься убить меня, этот бедняга тут же покончит с собой. Верно, мальчик?
— Я не могу жить без вас! — с жаром отозвался он. В исполнении широкоплечего бандита с грубым лицом юношеский пыл выглядел смешно. Для Ады. А вот Уве, судя по всему, было очень страшно.
— Ты понял? — требовательно уточнила она. Бандит кивнул, скорее даже поклонился. — Тогда идите. У вас не так много времени до назначенного срока.
Когда Уве со свитой торопливо покинул комнату, Ада вздохнула, потерла переносицу. Гир протянул флягу, неодобрительно покосился на изображающего верного пса Юргена.
— Можно было придушить их воротниками.
— Можно было убить их и забрать банду, — раздраженно ответила Ада. — Как мы и собирались. Извини уж, пришлось импровизировать.
Впрочем, вышло даже лучше. Уве промолчит, но вот его люди наверняка начнут болтать о случившемся, по улицам поползут слухи. Ада единственная магичка среди бандитов, никто не сможет ей противостоять. Люди мало знают, поэтому наверняка преувеличат ее возможности, сами вознесут ее на престол.
А значит, Аде вовсе не нужна роль сестры дожа Зальцман. Она может стать намного большим.
Дожем городского дна Варны.
***
Легко перетерпеть боль, когда знаешь, для чего это делаешь. В бою едва замечаешь рану, после него все еще можешь сжать зубы и действовать. Даже в самом худшем случае остается по крайней мере надежда на выживание.
Сейчас надеяться было не на что. Отектей сумел приподняться на локтях, увидел, как обмякает тело Сикиса. Его подземница убила быстро, и Отектей не понимал, чем заслужил большую жестокость.
Шанс, который ему будто бы дали, мог быть или злой насмешкой, или полным непониманием, где они находятся. Раненый, истекающий кровью человек в гвардейской куртке посреди трущоб — лучше умереть, чем оказаться в таком положении. Здесь ненавидели гвардию, а слабость сама по себе была поводом для издевок. Отектей не хотел проверять, сколь богата фантазия местных жителей и как долго он будет умирать, оказавшись в их власти.
Медленно двинул вперед руку, впился пальцами в землю, подтянул тело. Прикрыл глаза, сдерживая стон. Ноги, волей подземницы совершенно бесполезные, вспыхивали болью в хирургически точных разрезах.
Вторая рука. Еще раз.