Водяной

Я поставила велик у гаража и прошла к черной двери. У брата в комнате горел свет. Я подобрала камушек и бросила в окно. Он появился в ту же секунду, точно ждал моего сигнала.

— Где ты была? — спросил он, не успев открыть окно.

— Так… кое-какие дела. Как в доме? Терпимо?

— Они в гостиной. Я заперся. Ты зайдешь?

— Никакого желания видеть этих идиотов. Сколько их?

— Не знаю… Трое, четверо… Ну пожалуйста… мне тоскливо одному.

Когда брат так говорит, я не в силах сопротивляться. Как будто он обыскал весь мир в поисках надежды, но так и не нашел. Я пошла к двери. Он помахал мне, и на лице его было такое облегчение, такая радость, что я с ним, дома…

Он открыл, впустил меня и сразу повернул ключ:

— Как хорошо, что ты здесь. Они тебя заметили?

— Нет. Что-нибудь случилось?

— Ничего такого… Пьют, как всегда.

— Никаких ссор?

— Я же говорю — как всегда… все нормально. Орут друг на друга по пьянке, потом мирятся. Даже танцевать, по-моему, пытались.

Нормально… Для него это уже нормально, подумала я. Как будто вся жизнь состоит из того, что происходит там, внизу.

— И мама с ними?

— По-моему, да. Специально не смотрел. Никакого желания туда идти нет.

«Роллинг стоунз» замолкли, зато пьяные неразборчивые выкрики стали слышнее, будто кто-то подкрутил громкость. Я огляделась. Письменный стол с учебниками, банка из-под майонеза с ручками, карандашами и резинками. Гардероб с огромной дырой в двери — отец ударил ногой по пьянке. Плакаты Майкла Джексона — я их подарила братишке, чтобы хоть что-то повесил на стены. Еще летом тут и там валялись его игрушки, те, которые я либо нашла, либо свистнула в магазине. Но теперь игрушки исчезли, и в комнате и вправду стало тоскливо.

— У тебя здесь почти нет вещей.

— Я немного прибрался, убрал ненужное.

— Все свои игрушки?

— Всякая ерунда. Я же уже вырос, Нелла. Скоро тринадцать.

Я не удержалась от улыбки:

— Взрослый парень… и давно ты уже здесь сидишь?

— Как они начали… а ты где была?

— С Томми.

Он почесал между пальцами. Кожа опять полопалась. Если не напоминать, он забывает про экзему. А в последние дни у меня было столько дел… я грызла себя, что совсем забыла про братика.

— Что-то случилось, Нелла? У тебя такой странный вид…

— Почему?

— Все время где-то пропадаешь…

В глазах его заполоскался страх. Со мной ничего не должно случиться. Если меня не будет, он пропадет.

— И никогда не говоришь, чем занимаешься.

— Ничего страшного. Не волнуйся, братик…

— Но это как-то связано с Герардом? Или еще что-то случилось?

У меня перед глазами опять начали мелькать картинки со зверофермы, но я сделала усилие и отогнала их, отделалась легким приступом тошноты.

— Нет, конечно. Я же говорю — не волнуйся.

Похоже, моя ложь его обрадовала. Потому что он так хотел. Если меня не будет, у него не будет ничего. За моей спиной начинается растущая с каждым днем пустота.

— Хочешь, расскажу тебе историю? Был мальчик, и звали его Роберт. Он жил в Скугсторпе, маленьком поселке под Фалькенбергом, на улице с цветочным именем. У всех улиц в Скугсторпе цветочные имена…

— Не обязательно рассказывать… важно, что ты со мной.

Он чуть сильнее косил, когда улыбался. Очки грязные, и вид у него очень усталый. Мы оба устали, и он, и я, — от одной только мысли, что отец в доме.

Через пару часов они угомонились. Может, музыка надоела, а может, кто-то был не настолько пьян, чтобы хватило ума догадаться, что соседи позвонят в полицию. Замолчал Мик Джаггер, крики прекратились. Я услышала мамин смех и незнакомые мужские голоса. Шутили с ней, наверное.

Мысли против воли все время возвращались к звероферме. Когда они уехали, мы перелезли через забор, побежали в «Кварнен»,[22] зал для пинбола в Улуфсбу, и просидели там несколько часов — обсуждали, что теперь делать. Меня всю трясло, то и дело начинало тошнить, и я ничего не могла с этим поделать. Необходимо составить какой-то план. Мы должны ему помочь — во что бы то ни стало! Мы должны забрать его, перевезти куда-то, где он мог бы хоть немного восстановить силы. До самого вечера перебирали все возможные варианты, ничего не придумали, а Томми уже надо было возвращаться домой.

Все было бы куда проще, если бы я только могла просто-напросто плюнуть на всю эту историю, решить, что это всего лишь странный сон, что-то вроде кошмара, нечто несообразное, не имеющее к моей жизни никакого отношения. Но так не получалось. Он был. Водяной нам не приснился. И мы ему нужны.

Я задумалась и вздрогнула — услышала на лестнице чьи-то шаги.

— Роббан, ты тут? Какого хрена ты заперся?

Отец. Пьяный.

— Это я заперла, — поспешила сказать я. — Мало ли что.

— Давайте выходите. Хочу с вами поговорить. С обоими.

И, не дожидаясь ответа, пошел вниз. Знал, что протестовать мы не осмелимся.

Через минуту мы стояли в гостиной. Кроме родителей там были еще двое. Один выглядел так, словно не снимал одежду не меньше недели и спал в ней же. Настоящий бомж. И еще один, помоложе, с глазами наркомана. Я его узнала — это он вошел с сигаретой в холодильную камеру вместе с Йенсом.