Водяной

Огромный… весит наверняка не меньше центнера. Наверное, даже больше. Руки как у человека или огромной обезьяны… морской обезьяны, если такие есть, длинные и жилистые, а кисти маленькие. Но суставы как бы наоборот, локти сгибаются в обратную сторону, а между пальцами перепонки. И даже ногти есть, вернее, когти, сине-черные, блестящие… Торс совершенно… ну, почти совершенно человеческий — соски, живот и даже что-то вроде пупка, но кожа чешуйчатая, как у огромной ящерицы. Плечи поросли волосами: длинные, жесткие, напоминают конский волос… очень трудно описать, что я увидела, поэтому и сравнения получаются странными: хочется с чем-то сравнить, чтобы поняли, а в голову ничего не приходит. А нижняя часть тела напоминает огромный молоток, длинный сужающийся цилиндр, переходящий в плавник шириной чуть не в метр. Похоже на небольшого кита. Внизу волос нет, но чешуя толще и крупнее, чем на туловище, черная и в то же время серебристая.

А морда… или лицо, даже не знаю, как сказать, — не поймешь, то ли рыба, то ли лошадь. Низкий лоб, на нем что-то вроде гребня. Носа нет, но на месте носа выступает какая-то косточка. Веки полузакрыты, но видны черные зрачки, а глазные яблоки большие, как у и в самом деле лошади. Спит оно, что ли… или и вправду под наркозом.

— Что это? — спросила я опять, невольно перейдя на шепот.

Томми пожал плечами:

— Клянусь тебе, ни малейшего представления.

Я уставилась на странное существо, как околдованная. Челюсти просто гигантские, и до жути широченный рот. Даже страшно представить, что он откроется. Что-то вроде губ с очень тонкой кожицей, а под кожицей косточки в виде подков, как у рыбы, — верхняя и нижняя. Странная, остроконечная голова, напоминающая перевернутый фунтик мороженого, и на ней волосы, такие же, как на плечах, — толстые, черные, какой-то гибрид человеческих волос и конской гривы. А по бокам головы — складки кожи с прорезями. Наверное, уши, решила я. И шея — короткая, толстая, и там, где у человека ключицы, — настоящие жабры…

— У него легкие и гортань, как и у нас, — сказал Томми. — И еще жабры. Не понимаю, как это может быть.

Я не могла произнести ни слова. Смотрела, смотрела и не могла отвести глаз; по-моему, ни на что в жизни и никогда я так не смотрела. Сипящий звук, сообразила я, шел из жабр, но только на выдохе. А дышало это существо через рот. Несомненно.

И вдруг оно зашевелилось, дрожь прошла по всему телу. Никогда не видела, чтобы кто-то так двигался; должно быть, пустило в ход какие-то кости и мышцы, которых у других зверей не бывает: движение было легким и ловким и в то же самое время тяжелым и неуклюжим. Огромное существо повернуло голову к нам, веки задрожали, и… инстинкт подсказывал мне, что лучше всего повернуться и убежать сломя голову, но я стояла как вкопанная. Меня точно разбил паралич.

Прошло несколько секунд, и мне показалось, что оно сейчас откроет глаза и посмотрит на меня, но нет… снова впало в забытье и почти не двигалось, только грудь медленно поднималась и опускалась. На одной щеке… или как ее называть, да что там, конечно, на щеке, именно на щеке была большая, как коровий язык, сквозная рана, и через нее можно было видеть мелкие рыбьи зубы, сотни зубов. Мелкие и на вид очень острые. И ему чем-то размозжили голову на виске: сквозь запекшуюся кровь видны осколки кости.

— Багром, — тихо сказал Томми. — Всю щеку разодрали. А что делать было? Он бы их убил.

— Как это? Не понимаю.

— Хвостом. Он знаешь, какой агрессивный! Я сам видел. И сила в нем немереная, он же весит, наверное, двести или триста кило.

Томми достал сигарету из забытой кем-то из братьев пачки и закурил. Я никогда не знала, что он курит, это выглядело как-то… неприятно, как на фотографиях уличных детей в бедных странах. И курит, похоже, давно — вон как затянулся и даже не закашлялся. Нагнулся и приподнял толстую складку ниже пупка.

— Сама посмотри, — сказал Томми. — Это самец.

Я не удержалась и посмотрела. Если во всем этом звере и было что-то и вправду похожее на человеческое, так это его орган. Он мог бы принадлежать любому взрослому мужику — большой, перевитый вздувшимися венами. Нет, больше, чем у мужиков. Даже как-то стыдно было смотреть, будто подглядываешь в замочную скважину.

— Оставь его в покое, — сказала я. — Не надо…

— Он все равно не замечает. Можешь трогать как хочешь, его накачали всем этим… — Томми кивнул в сторону коробки с лекарствами.

Подошел и достал коричневую бутылочку, на дне которой плескались остатки прозрачной жидкости.

— Этой штукой усыпляют зверей в зоопарках. Доза была, как для белого медведя. Теперь несколько часов будет спать.

Только сейчас я заметила, что зверь связан. Петля из толстого каната накинута на хвостовой плавник. Руки, или как их называть, прикручены стальным тросиком к болтам на дне сундука. Мне стало не по себе. В голове крутились сто тысяч вопросов, целое землетрясение — что это, откуда, почему он все еще жив и как долго он может так продержаться?