Водитель моего мужа

Она не успевает за его широким мужским шагом. Спотыкается и путается каблуками, царапая паркет набойками. Я на грани инстинктов выпрямляюсь, но босс дает отмашку, чтобы я вернулся на место. Я делаю и наклоняю голову вниз, смотря на свои ботинки, а сам сбрасываю злое напряжение, позволяя себе сделать хоть один глоток полной грудью. Надо включиться и думать трезво. Холодно… Пусть даже жестоко, но забыть, что это моя женщина.

Сейчас это моя работа. Я ее водитель и охранник. И должен вытащить из этого дерьма. А значит придется подыгрывать свихнувшемуся уроду и ждать, когда это всё закончится. Просто дождаться. Вытерпеть, как иногда приходилось терпеть удары и вышедшие из-под контроля операции. Ведь было уже такое. И не раз...

Вспомни. Соберись. И заткнись.

— Только у меня, как и в прошлый раз, есть свидетель, — Дима рывком бросает Ольгу рядом со мной.

Я чувствую, как немного прогибается диван под ее хрупким весом, и слышу, как она хватается за кожаную обивку, чтобы быстрее сесть ровно и не соприкасаться со мной. Она отодвигается к дальнему краю и замирает, приходя в себя. Я даже не смотрю в ее сторону, только на Диму или на притихший зал. Но угадываю нотки ее легкого парфюма, которые мешаются с запахом ее тела. Я уже выучил его наизусть и могу уловить с легкостью, тем более когда оказываюсь на расстоянии вытянутой руки.

Бесполезной руки.

Как же душно и тошно. Нет, так не было. Кому я вру? Избивали в кровь и даже ломали кости, такое было, а чтобы вот так выкручивали наизнанку и зверски наматывали на кулак… Никогда.

— Паша кое-что вспомнил из твоей командировки, — Дима подвигает столик ближе и опускается на него.

Он сидит прямо перед нами, широко расставив ноги и кинув ладони на бедра. Хозяин и босс.

Будущий покойник.

— Или может сама начнешь? — Дима обращается к Ольге и всем корпусом поворачивается в ее сторону. — Паше поможешь. Думаю, ему неприятно сдавать хозяйку. Да, Паш?

Я киваю.

— Не, скажи вслух. Она сейчас в таком состоянии, что с ней надо громко и четко.

— Да, — смотрю ему в глаза с холодом, который никак не спрятать.

Да и зачем? Любой бы на моем месте его проклинал. Он издевается над женой, беззащитной слабой женщиной, и заставляет участвовать в больном спектакле, от которого у него стояк. Он давно свихнулся… Просто или на ней, без разницы. Но я не понимаю, как не замечал его ублюдский градус раньше, считал его жестким и заигравшимся в безграничную власть боссом, да и всё. Вот этого безумного блеска в глазах не замечал. Или это сейчас появилось? Открылась старая рана, когда он, как натасканная ищейка, почуял измену и предательство?

— Давай, Оленька, не молчи. Ты же любишь Пашу?

Плохая пауза. Ольга вздрагивает так, что даже я чувствую, хотя по-прежнему не смотрю на нее.

— Твой лучший водитель, так же? — подсказывает Дима. — Отплати ему за хорошую службу, открой пышный ротик и расскажи всё сама.

— Я не знаю, о чем речь, — она сдерживает слезы, но я их все равно слышу.

И цепляю боковым зрением, как она резко сгибается и утыкается лицом в коленки. Секундная слабость, с которой она справляется и так же резко выпрямляется, а потом подвигается на край дивана, приближаясь к мужу.

— Ты скажи мне, — бросает она с полыхнувшей злостью. — Просто скажи, мать твою! Я устала, Дима, я больше не могу. Тебе трудно поверить, но я живая, и я на грани… Я не могу, не могу…

Она переходит на сбивчивый шепот и поднимается на ноги.

— Сядь, — рыкает Дима.

— Я не буду сидеть на этом диване, — Ольга мотает головой, как заведенная. — Только не на нем.

— Да, блять! — Дима тоже встает и делает шаг в сторону, преграждая ей путь. — Тогда чего ты творишь? Я же вижу тебя насквозь! Не можешь быть нормальной женой, да? Никак не получается, милая?

Его грубые ладони снова на ее плечах. Но он сдерживается, потому что по его перекошенному лицу видно, что он способен на страшное сейчас.

— Шлюха сильнее, так и тянет к другим мужикам? — он все же проигрывает гневу и с силой отталкивает ее.

Ольгу несет назад, и я на рефлексах быстро поднимаюсь и ловлю ее. Ее сбившиеся волосы проскальзывают по моему лицу, а тонкие пальцы тут же вонзаются в мои руки. Она сжимается сильнее, чем от недавнего толчка, когда понимает, что это именно мои руки. И что она практически лежит на мне.

Ольга порывается освободиться, но ее бросает вперед, и мне приходится обхватить ее за талию, чтобы она не соскользнула на пол. Я выпрямляюсь вместе с ней и поворачиваю к дивану, чтобы посадить ее.

— Нет, Паш, не надо, — отзывается Дима. — Ей так хорошо. Она любит чужие руки.

Он подходит к нам и смотрит на Ольгу долгим ввинчивающимся взглядом, я не вижу ее лица, но чувствую легкую дрожь напряжения, которая расходится по ее хрупкому телу и передается мне. Дима возвышается над ней и молча наблюдает за тем, как она пытается найти силы и сделать хоть что-то. А она хочет уйти, все-таки рвется куда-то, чтобы освободиться от моих рук. Да пусть хоть упасть на пол, но не оставаться между нами.