Водитель моего мужа

Она специально произносит хлесткие вещи, которые действуют на него. В его воспаленной голове это звучало лучше, или та самая злость зашкаливала и не давала оглядеться по сторонам. Но сейчас он едва контролирует свое лицо, чтобы не скривиться брезгливо. Ему не по себе от собственных действий.

А мне становится душно. Ольга так размеренно произнесла страшные вещи, которые у нормального человека в голове не укладываются, и как будто заранее знала, что подобное можно ожидать от своего мужа.

— Я не хочу в этом участвовать, — добавляет Ольга и вновь медленно проводит пальцами по щеке Димы. — Решать тебе, но я прошу не делать этого со мной.

Она гладит его и знает, как нужно касаться Димы. Мягкими и нежными шажками уводит разговор от опасной темы и я вижу, что он больше не сопротивляется. Он действительно устал от собственного безумия и вдруг кажется потерянным и сбитым с толку. Неотрывно смотрит на нее и видит, что она спокойно, без привычного болезненного нерва дотрагивается до него и впервые за несколько лет смотрит на него как на мужа.

— Паша дал тебе слишком сильные таблетки, — он прячется за усмешкой.

— Да, — Оля кивает. — Мне трудно стоять на ногах. Отнеси меня в машину, пожалуйста.

Глава 19

ОЛЬГА

Дима берет меня на руки и разворачивается к выходу. Я не вижу Пашу и не хочу искать его взгляд, не сейчас, но я знаю, что сделала всё правильно. Дима относит меня во внедорожник и помогает забраться внутрь. Он наклоняется и усаживает меня на кожаное сиденье, с которого я тут же соскальзываю, отдав последние силы на недавний разговор с ним. Паша не ошибся, когда говорил, что я слишком мало поспала, но я не чувствую себя уставшей, только вот тело не слушается и даже как будто принадлежит кому-то другому.

— Ты вообще не спала? — Дима хмурится и обнимает за плечи, чтобы помочь вытянуться во весь рост.

— Спала…

Я не узнаю его пальцы, их короткие и непривычно бережливые прикосновения. Если закрыть глаза, то можно представить на его месте Пашу. Я сделала так на площадке, чтобы уговорить себя подойти к Диме и сказать всё, что задумала. Но мираж все же рушится, у Димы резкий мускатный одеколон и запах тела иной, густой и обволакивающий. Было время, когда я любила его, утыкалась в крепкое плечо мужа и дышала им, вдох за вдохом.

Давно было.

Дима обходит машину и садится рядом, немного подвигая меня. А я собираю ноги под себя и утыкаюсь лицом в коленки, и угадываю, как сверху опускается пиджак Димы. Он укрывает меня и бросает водителю короткое “в загородный”. Я даже благодарна ему, потому что меньше всего хочу сейчас оказаться в нашем доме. Я вообще никуда не хочу, согласна на салон немецкого внедорожника, ведь Дима до сих пор не пришел в себя. Он по-прежнему скован невидимой веревкой и не трогает меня. Убрал руки и молчит, хотя его странное напряжение передается мне по воздуху.

Он прочитал меня за день, догадавшись, что у меня появился другой, но я “слышу” его также тонко и объемно. И его штормит сейчас. Я, как в своей голове, слышу его наотмашь сталкивающиеся мысли, в нем злым эхом гуляет недавняя злость, но она пока проигрывает новым ощущениям. Он, наверное, впервые за долгое время вспоминает, что я живая и не могу сдержать любой удар, на который он решился, что есть предел и что, быть может, я не заслужила жизни, которая как долгая воронка в ад.

Может, хватит…

— Приехали, — коротко бросает Дима и дотрагивается до моего плеча.

Я поднимаюсь и откидываюсь на скрипящую спинку, а потом потерянно оглядываюсь по сторонам. Вижу опускающиеся автоматические ворота и двухэтажный коттедж, который муж купил в прошлом году. Я ни разу не была в нем, но кивала на рекламный проспект, когда он выбирал планировку.

— Он красивее, чем на фотографиях, — произношу шепотом и перевожу взгляд на широкий балкон на втором этаже, он украшен горшками с красными цветами и витым черным поручнем. — Ты поменял ограждение…

— Какие таблетки тебе дал Паша?

— Не помню название, — я, правда, не помню.

— Откуда он их взял?

— Я дала ему. Еще два месяца назад, когда твой врач выписал мне рецепт. Я не стала их тогда принимать, но отдала ему на крайний случай.

Дима замолкает, и мы сидим в абсолютном тишине несколько минут. Потом он просыпается беспокойным толчком и распахивает дверцу до скрипа петель. Вытаскивает меня из машины и вновь подхватывает на руки. Снова его крепкий запах, прямо в легкие, и мне неприятно первые мгновения, но я привыкаю. Как привыкала каждый раз, когда оставалась с ним один на один.

Я сама не знаю, чего жду, но Дима продолжает меня удивлять. Он заносит меня в нетронутый жизнью дом, где каждая плоскость сверкает новизной и лоском больших денег, и опускает в глубокое кресло рядом с барной стойкой. Пока я безучастно рассматриваю большую столовую в прибрежном стиле, он ставит чайник и возвращается ко мне со стаканом воды.

— Выпей, — Дима вкладывает стакан в мою ладонь и опускется вниз, резковатыми движениями снимает с меня туфли и отбрасывает их в сторону. — Или отнести в спальню?

— Нет, не надо.