Водители фрегатов

Это был опытный охотник, лет уже пятидесяти, но на редкость моложавый и крепкий. По-алеутски он звался как-то иначе, а Саввой назвал его русский поп при крещении. Большую часть своей жизни Савва прожил с русскими и говорил по-русски, как русский. С Шелеховым он был дружен, гордился этой дружбой и часто в разговоре поминал его, называя попросту Григорием Ивановичем. С Барановым он тоже был в хороших отношениях и хвалил его, но несколько свысока — молод еще, дескать. Савва был в числе тех кадьякских алеутов, которых Бараков поселил в крепости Архангельской на берегу Ситкинского залива. Спастись ему удалось только благодаря случайности — во время нападения на крепость он находился в лесу, где охотился на лисиц. Возвращаясь, он увидел дым над крепостью, услышал военные песни индейцев и обо всем догадался. Лесами добрался он до селения соседнего индейского племени, враждовавшего с племенем, напавшим на крепость. Оставшиеся верными русским, индейцы помогли ему добраться до русского торгового поста в заливе Якутат, а оттуда он на байдаре вернулся к берегам своего родного Кадьяка.

Савва был единственным жителем крепости Архангельской, оставшимся в живых, и потому Лисянский особенно внимательно прислушивался к его словам.

В рассказах его постоянно упоминались тайон Котлеан и три английских матроса. Тайонами в тех местах называли алеутских и индейских вождей. Котлеан был главным тайоном индейцев, живших на берегах Ситкинского залива. Именно он командовал индейцами, совершившими нападение на крепость Архангельскую. Но кто были три английских матроса? Откуда они взялись?

— Удрали с английского корабля, — объяснил Савва. — Английский корабль приходил сюда за котиковыми шкурами. Капитан бил матросов, и три матроса удрали.

Лисянский вспомнил беглого английского матроса Робертса, которого они встретили на Нукагиве. Каково, значит, служить в английском флоте, если во всех концах мира английские матросы бегут со своих кораблей.

— Они удрали со своего корабля, — продолжал Савва, — и хотели попасть в американский город Бостон, откуда приходят сюда американские корабли. Но до Бостона очень далеко, и американские капитаны не соглашались везти их туда бесплатно. Тогда они пошли к Баранову и стали просить, чтобы он взял их на службу.

— И Баранов взял?

— Взял, конечно. Как не взять. У нас кораблей все больше, а в опытных моряках нехватка. Взял и отправил в крепость Архангельскую. В Архангельской мы с ними и пожили и повидали, что они за люди.

— А что они за люди? — спросил Лисянский.

Савва задумался, стараясь подыскать слово поточнее.

— Дикие люди, сударь, совсем дикие.

— Дикие? — удивился Лисянский.

— Дикие, как волки. Дружества не понимают, обязанностей не признают. Своих англичан боятся, русских не любят, алеутов и индейцев презирают. Дружить они старались только с американцами, упрашивали взять их в Бостон, но и американцев ругали, жаловались, что те не берут, потому что им за проезд заплатить нечем.

Савка помолчал, подумал и сказал:

— Однако, у них нашлось чем заплатить. Однако, они заплатили.

— Чем же они заплатили? — спросил Лисянский.

— Нашей крепостью. Архангельской.

— Позволь, позволь! — закричал Лисянский. — Ведь на крепость напали индейцы. При чем же здесь американцы?

Савва усмехнулся.

— Это верно, сударь, — сказал он, снисходя к непонятливости Лисянского, — напали индейцы. Американская шхуна в целых десяти милях за мысом стояла, чтобы никто потом не мог сказать, что у них на глазах убивали женщин и детей, а они не пытались помочь. Верно, напали индейцы. Зачем индейцам было нападать, однако? Ведь если так посмотреть, все это нападение — глупость одна была, для них же самих беда и разорение. Ну чем тайон Котлеан прельстился, что он захватил в нашей крепости? Ну, две пушки чугунные, почти что без ядер, ну, ружей штук пятьдесят, ну, топоры, обручи железные… Так ведь эти топоры да обручи и так им достались бы, они для мены привезены были… Ну, захватили рыбы вяленой, ну, склад с бобровыми шкурами… А что они с этими шкурами делать будут, если они с русскими поссорились? У них шкур и так достаточно, было бы кому их продать… Им ведь вот как дружба с русскими выгодна была, они русские товары тем племенам продавали, которые далеко от моря живут. Купят топор за одну шкурку, продадут за двадцать… А теперь дружбе конец и торговле конец… Неужто вы верите, сударь, что тайон Котлеан такой глупый человек?

— Зачем же он такую глупость сделал, если он не глупый человек? — спросил Лисянский.

— А потому, что ему столько посулили, что он не побоялся поссориться с русскими, — сказал Савва.

— Посулили, говоришь? А что ему могли посулить?