Водители

Кончалась первая смена, и начиналась вторая – самое оживленное время. Станочники торопятся закончить дневное задание, слесари – подготовить машины к следующей смене. Одни бригадиры сдают, другие получают наряды, одни слесари меняют полученный инструмент на марки, другие – марки на инструмент. В гараже сутолока: возвращаются и вновь уходят на линию машины, суетятся готовящиеся в дальний рейс шоферы. Дежурные механики проверяют машины и подписывают путевки. У бензоколонки крик и шум: шоферы торопятся поскорее заправиться. На мойке изо всех шлангов бьет вода, машины окутаны радужными облачками блестящих водяных брызг. Сколько ни работал Тимошин на базе, он всегда в этот час видел Полякова во дворе. Директор обычно стоял в воротах гаража и молча, ни во что не вмешиваясь, наблюдал за происходящим. Сегодня капитанский мостик пустовал. Но все шло своим чередом, по твердо заведенному порядку.

Тимошин увидел на мойке Нюру Воробьеву и подошел к ней.

– Как дела, Нюрочка?

– Ничего, – безразлично ответила она и направила из шланга струю воды под машину.

Он почувствовал в ее словах что-то недосказанное.

– Много рейсов сделала?

– Девять за две смены.

Он засмеялся.

– Отстаешь. Напарник твой Максимов шесть за одну сделал.

Нюра молчала.

– Что ты такая сердитая?

– Обыкновенная.

– Помогает тебе Максимов?

Нюра поднялась, струей воды обдала кабину, направила шланг на крылья.

– Помогает? – повторил он свой вопрос.

– Помогает… – нехотя ответила она.

Она опустила шланг и, подойдя к стене, завернула кран. Струя воды некоторое время билась о землю и затем, плеснув раз-другой, стихла.

– А ты можешь сделать шесть рейсов на кирпиче? – спросил Тимошин.

– Не берусь.

Ничего больше не сказала, села в кабину и съехала с мойки.

Когда раздался удар гонга, Тимошин был уже у своего станка. Возле него лежала кучка шестеренок, еще темных, с бесформенными зубьями и следами наварки. Это была первая партия восстановленных по его способу деталей. Теперь он сам обрабатывал их с помощью приспособления собственной конструкции. Он приладил деталь, включил станок, резец погнал серебристую вьющуюся стружку.

Пройдет несколько минут, и Тимошин втянется в привычный ритм работы, но сейчас впечатления дня еще владели им. Он думал о Нюре Воробьевой, о Степанове, старался понять их загадочные слова о Максимове. Неужели тот сплутовал с путевкой и приписал себе рейс?

А станок все журчал, и деталь вращалась, окруженная светящимся нимбом. Вот уже на ней проглянули свежие, серебристые полоски. Из бесформенной наваренной массы выступили очертания спирального зуба, который должен быть отделан с точностью до двух сотых миллиметра.

Тимошин углубился в работу.

Глава восемнадцатая

Нюра сдала «колдуна» Максимову и отправилась в душевую.

Она вышла оттуда в голубой майке с закатанными рукавами. Освеженная душем, с мокрыми волосами, загорелыми руками и ногами, она была похожа на спортсменку, идущую с соревнований по плаванию. Это сходство подчеркивал и маленький чемоданчик в ее руках, в каком обычно носят купальный костюм. В Нюрином чемодане лежала спецовка.

Она обвела глазами двор, но взгляд ее был заносчивей обычного: пусть никто не подумает, что она кого-то ищет!

Под навесом возился с разобранным мотоциклом дежурный шофер Антошкин, юркий, узкоплечий паренек в грязном комбинезоне и кепке, до того крошечной, что было непонятно, как она держится на голове. Это был друг-приятель Демина. Сам Демин, видимо, еще не вернулся с линии.

Заметив Нюру, Антошкин повернул к ней свою острую, смешную физиономию и, гримасничая, крикнул:

– Воробьихе привет!

Она презрительно посмотрела на него: балаболка! Как выедет на линию, так сейчас же у него отбирают права, все время в дежурных шоферах околачивается. Нашел себе Демин дружка, нечего сказать.

Не удостоив Антошкина ответом, Нюра направилась в маленькую кладовую гаража, которая была и конторкой старшего механика Потапова.

Потапов сидел, низко склонясь над большим листом бумаги, края которого свешивались с крошечного столика.

– Тебе чего? – спросил он, поднимая очки на лоб.

– Помогать буду, – через его плечо Нюра взглянула на лист и вслух прочла: – «Ведо-мость предложения по ходовому парку». Эх, вы! Не предложения, а предложений. Вот буду помогать, – она ткнула в ведомость пальцем, – предложения учитывать. Одним словом, рейд.

– Это дело, – обрадованно засуетился Потапов, вставая и освобождая место. – Писанина для меня – гроб, глаза ничего не видят… Вот и ладно… Ты садись.

– Нет, здесь мне неудобно, и табурет грязный. Сейчас я устрою.

Она произвела сложные маневры с пачками новых капотов, на которые, поджав ноги, и уселась. Теперь через окно ей были хорошо видны двор, въездные ворота и проходная будка.

– Так мне светлей, – объяснила она.

– Ну, ну, сиди, как тебе удобней. – Потапов снова надел очки и наклонился к столу. – Предложения по порядочку запишем, а в этой графе я объясню, можно ли это сделать и сколько будет стоить. А тут оставь свободное место: потом, как выполним, отметим.