Водка + мартини

Вот она перестает нажимать на клавиши и откидывается на спинку стула. Две тонкие лодыжки лежат одна на другой, высовываясь из-под так называемой панели благопристойности, которой снабжено каждое рабочее место. Вот она сбросила туфли. Кончики пальцев на худых ступнях смотрят прямо на меня. Взгляд ее уставился в пространство в поисках нужного слова или верной фразы. Я и сам постоянно занят тем же самым, поэтому знаю, что произойдет в следующий момент. Вот-вот, она делает большую затяжку — она курит, конечно, «Кэмел», что ж еще? — и сгорает не менее трети сигареты, вот какая это затяжка. Даже просто наблюдая за ней, я ощущаю мощный удар никотина, который бьет по голове, как мешок с песком. Я начинаю считать. Должно пройти семь секунд, пока никотин от губ через легкие доберется до мозга.

Пять… Шесть… Семь…

Ясмин выпускает изо рта густое, как сметана, ароматное облако дыма, оно клубится и медленно поднимается над ее столом, повисает перед ней, словно живая плазма, а теперь изо рта ее вылетает тоненькая струйка дыма, того, который побывал в самой глубине ее легких; струя пронзает облако насквозь, разрывая его на части. Глаза ее расширились, и у меня возникает чувство, будто на какую-то долю секунды взгляд ее встречается с моим. Но она уже смотрит на экран, ноги ее исчезают, и она снова склоняется к своим клавишам, словно пианист на концерте.

Боюсь признаться, но мне все это кажется неотразимо привлекательным и сексуальным.

Через две минуты я прохожу за спиной Ясмин к автомату с водой и бросаю мимолетный взгляд на ее рабочий стол. Она пишет электронное письмо. В глаза мне прыгает единственная фраза: «…должна бросить курить».

3

Суть работы на телевидении заключается в мучительных и долгих раздумьях и спорах по поводу разных глупейших деталей. Взрослые люди могут тратить часы, рассуждая о том, назвать ли передачу «Копа-Кабана» или же «Cop@Cabana». Не слишком ли прискорбно напоминает восьмидесятые этот серебристый хром на титрах «Священного чревоугодия» (или тут необходимо поставить восклицательный знак: «Священное чревоугодие!»?)? Или он звучит как ироническое ретро? А Николас Парсонс в качестве ведущего сатанистского шоу «Я люблю Люцифера» — хорошо это или ни в какие ворота? Кажется, вопросы-то простые, о чем тут спорить, но на самом деле для телевизионщиков они много значат. Я слышал, что секрет хорошего телевидения заключается в том, чтобы взваливать на себя гораздо больше забот, чем, по мнению любого постороннего человека, дело того заслуживает. Это, конечно, печально, но факт, и не менее печальная истина заключается в том, что плохую передачу сделать так же трудно, как хорошую.

По правде говоря, мне довольно нелегко сосредоточиться на этом чертовом «Копа-Кабана». Стоит только мне перестать писать и поднять голову, как я вижу ее. Если хорошенько подумать, ситуация во сто раз хуже: как раз потому, что я знаю, что она там сидит, я и поднимаю свою несчастную голову. На ней одно из тех облегающих синих платьев оттенка электрик, на котором орхидеи и бабочки, бабочки и орхидеи. Блестящие черные волосы волной ниспадают на бледные плечи. Проходя сейчас мимо ее рабочего стола сквозь ароматное облако табачного дыма — она все еще курит свой «Кэмел», — я ощущаю непреодолимое желание прижаться лицом к ее шее.

Многие думают, что работать на телевидении — сплошной кайф. На вечеринках, узнав, где я работаю, тут же кричат: «О, как это, должно быть, увлекательно! Вы, наверное, знакомы со многими знаменитостями! Что вы скажете про Дейла Уинтона, какой он на самом деле?»

Кайф? Сейчас я расскажу вам все и про телевидение, и про кайф.