Мои самые худшие опасения подтвердились, нашего лейтенанта, беззаботно шарахающегося по пункту управления, обвиняли в незаконной разведывательной и подрывной деятельности, и пытались выяснить, кто он такой, откуда взялся, и что он тут вообще делает. Положение аховое и надо как-то спасть ситуацию. Лейтенант долго при таком пристрастном допросе не продержится. А если захотят рассмотреть содержимое планшета? Даже не хочется думать. Тем временем из толпы окружавшей начфинёнка раздавались злобные выкрики:
— Вали его на землю!
— Пинай его по кокосам!
— На костёр порождение ада!
Положение спас какой-то военный, привлечённый шумом толпы:
— А, что вы орёте товарищи офицеры, я этого лейтенанта помню, он в прошлом году на сборах лейтенантов был, он финансист, я им лекции по организации бухгалтерского учёта читал!
— Аааааа, финансит! – разочаровано протянула толпа, – действительно, если финансист какой с него диверсант, но на всякий случай надо было бы отпинать, от них военных бухгалтеров больших пакостей ожидать можно.
Военные мигом потеряли интерес к лейтенанту и разошлись по своим делам. Офицер признавший в нашем лейтенанте финансиста, начал ему выговаривать за выплаты каких-то полевых денег, начфинёнок ловко парировал ссылался на какие-то указания из округа и был на высоте, не то, что пару минут назад. Хорошо, что его собеседник не вспомнил, что финансист из спецназовской бригады, так бы в его голове может и зашевелились мысли сомнения.
Наконец нежданный спаситель ушёл и я, потянув лейтенанта за рукав бушлата, отвёл его в сторонку от любопытных глаз.
— Что, тут было, ты почему всю агентурную работу провалил? Это тебе не с пулемётом по сопкам скакать, то мозгами шевелить надо.
— Да привязались ко мне, кто я такой, что я тут делаю, вопросы начали задавать.
— Хрен с ним проехали, ты всё зарисовал?
— Ага, я даже север юг отметил и где столовая находится, – лейтенант косясь по сторонам расстегнул командирскую сумку и развернув её показал, мне корявенький рисунок.
Нарисовано было весьма убого, но все элементы более менее просматривались, ладно будет время и возможность перерисуем схему в цветах и красках.
Поставив лейтенанта на наблюдение, я начал с помощью топопривязчика определять точные координаты основных элементов командного пункта и наносить их на схему.
Так кружа вокруг штабных машин и при малейшей опасности делая вид, что мы тут просто вышиваем крестиком, мы наткнулись на две больших палатки с табличками "ПХД", "Офицерская столовая".
Из столовой с довольным видом ковыряясь в зубах и сыто отрыгивая вывалилась троица, Пиотровский, Ромашкин, Аллилуев.
— Эх макароны хороши по-флотски были, – увидев нас похвастался Ромашкин.
— Да и салат из капусты тоже ничего, – добавил Пиотровский.
— Эх сейчас бы кааак, – начал Аллилуев.
— Доктор даже не думай, – заорала в один голос вся возмущённая общественность.
Со стороны ПХД доносились чьи-то хозяйственные крики с очень знакомыми интонациями.
— Наш "Шматко" разоряется, – улыбнулся Пиотровский, – форсунки им на КПшке (КП-кухня полевая) прочистил, наряд загонял, местного прапора ниже плинтуса опустил, теперь здесь рулит, местный тыловик с ним уже чуть ли не в засос целуется, обещал отношение на перевод дать.
Отправив всех к месту забазирования, и дав пару указаний, я развернулся и отметил, что тут рядышком со мной должен был стоять лейтенант. Опять куда-то пропал, только полог палатки-столовой еще колыхался.
— Начфин, скотина, вернись я всё прощу, – закричал я и кинулся за лейтенантом.
Тот уже сидел за военным раскладным столиком с ложкой в руках и со счастливой улыбкой на лице. Рядышком как изваяние замер боец в белом халате и с подносом в руке.
Откуда-то из-за деревянной перегородки с раздаточным окошком раздался жуткий крик с весьма знакомыми интонациями:
— Кто там, еще припёрся приём пищи уже закончен!
— Товарищ прапорщик, – заблеял боец, – тут лётчики пришли.
Из окошка выглянула физиономия Пачишина.
— Ооо, кто пришёл это наши, ну-ка давай бегом обслужи офицеров, как положено.
Пришлось и мне усесться за стол рядом с лейтенантом. Насмерть перепуганный боец приволок, две тарелки макарон по-флотски, большую тарелку с капустным салатом, белым хлебом, несколько шайб масла сахарницу, соль перец горчицу.
— Приятного аппетита, – невнятно промычал он и, трясясь от непонятного нам страха, испарился.
Пачишин вылез из своего закутка и присел к нам за столик.
— Разболтались тут армейские, глаз да глаз за ними нужен, ни приготовления пищи организовать, ни форсунки продуть бойчишки у них грязные и голодные. Это же надо поварята и голодные. Тут прапор молодой с поварихой гражданской руководил, я его взашей выпер. Они к зампотылу пошли жаловаться тот прибежал, посмотрел и обещал мне отношение дать, очень ему макароны понравились!
— Слышь ты, что вообще с дуба рухнул, – зашипел я на него, – ты не забыл, что мы тут делаем? Переводится, будешь когда в бригаду приедем, сейчас сваливай к дневке, у нас до сеанса связи пятнадцать минут еще координаты передаем я минирую и сваливаем.
Пачишин, очумело потёр затылок.