И ему бы это удалось, не будь Кива столь проворной. Эльфийка отпрыгнула в сторону, быстро перекатилась и вскочила на ноги. Краем глаза Андрис заметил, как Кива крутанулась, занося оружие для удара с разворота.
Крепкая палка обрушилась джордайну на спину, толкнув его вперед. Боль, как расплавленная лава, растеклась по телу, но он заставил себя забыть о ней и воспользовался случаем, чтобы глубже погрузить меч между ребер животного. Продолжая сжимать рукоять, он бросился на землю, вывернув при этом меч в сторону. Юноша отпустил оружие, откатился от раненного зверя — и тут же вскочил, принял боевую стойку, и ждал, держа кинжалы джордайна наготове.
Кровь лилась по морде животного и капала с клыков, кабаниха сделала несколько неуверенных шагов по направлению к Андрису. Она приблизилась, почти на расстояние вытянутой руки, прежде чем ноги свиньи подкосились. Упрямое животное упало, задрожало в конвульсиях и затихло.
Андрис громко выдохнул с облегчением. Он искоса глянул на Киву. Ее угловатое эльфийское лицо было осунувшимся и мертвенно-бледным, почти серым с легким медным оттенком. Он вовремя сдержался от саркастического «ну спасибо», что уже вертелось на языке, и принялся разделывать тушу. Кива сумела соорудить костер. По молчаливому согласию они работали вместе, торопились. Наступала ночь, скоро появятся падальщики. Андрис с Кивой наспех обжарили и съели несколько небольших ломтей мяса.
Когда их скомканная трапеза подошла к концу, эльфийка указала на ближайшее дерево мазганат. Андрис помог ей взобраться на ветви. Он оперся о массивный ствол, скривился от боли и ерзал, пока не нашел положение, в котором саднящая спина досаждала меньше всего.
Они сидели в относительной безопасности, дожидаясь рассвета. Молчание залегло между ними, тяжелое от вопросов, оставшихся без ответов. Неожиданно Кива заговорила:
— Ты ввязался не в благородное паладинское дело. Тебе хватит самообладания на такое дело? И на меня? — Она потянулась и коснулась его пульсирующего плеча: — Начало этого путешествия было не лучшим, скорее всего, дальше будет хуже. Я не произнесу слов сожаления, которого не чувствую. Я пойду на все, чтобы отомстить за зло, причиненное твоему народу и моему. Зная это, ты все равно последуешь за мной?
Андрис ответил так честно, как только мог:
— Я не надеюсь полностью понять тебя, но я верю, что у нас общая цель.
— И тебе этого достаточно, джордайн?
Он и не рассчитывал на большее. А вслух произнес:
— Так с чего начнем?
— Встретимся с союзниками, — Кива хищно улыбнулась, — о которых я говорила. Я восхищаюсь твоей непоколебимостью, но неужели ты правда думал, что мы вдвоем сможем бросить вызов всему Халруаа?
Андрис проснулся, а солнце еще спало. Он сидел и наблюдал, как свет медленно пробивается сквозь кроны деревьев и как лучи падают на спокойное, изнуренное лицо эльфийки.
Кива пребывала в Дремлении — особом эльфийском состоянии, позволяющем грезить наяву, и более укрепляющем, чем сон. Ее кошачьи глаза были открыты, взгляд устремлен к чему-то далекому и прекрасному. На губах играла слабая, бесхитростная улыбка. Кива казалась такой юной, такой непохожей на холодную, непреклонную мага-гончую, которая разбила на осколки жизнь джордайна. На миг Андрис даже подумал, как далеко эльфийка должна была углубиться в прошлое, чтобы отыскать эту часть себя и эти воспоминания.
Она резко проснулась, и взгляд у нее стал холодным, как у охотящейся кошки. Андрис быстро отвел взор, но эльфийка все равно заметила наблюдение.
— Что? — жестко спросила она.
— У нас много дел. О природе зла я поразмышляю как-нибудь в другой раз.
Она выглядела озадаченной, затем изумленной. Андрис даже подумал, что эльфийка станет оспаривать его оценку. Но Кива не была джордайном, и, похоже, не разделяла его страсти к дискуссиям или поиску истины.
А может, он осознал, его мнение просто ничего для нее не значило.
Без дальнейших разговоров они выпутались из лиан, которые помогали держаться на ветвях мазганат-дерева. Кива быстро заплела волосы в две косы, потом эльфийка с джордайном выпили немного росы, скопившейся на огромных, пахнущих миндалем листьях.
Спускаясь с дерева, Андрис отметил, что эльфийка выглядела здоровее. Она будто вбирала в себя силу кишащего жизнью леса. И в сознании Андриса всплыл другой образ — уродливый ларакен, который обрастал плотью, высасывая из других магию и жизнь. Яблоко от яблони… Эта неожиданная мысль заставила джордайна поежиться. Он преодолел оставшиеся несколько футов до земли, спрыгнув на плотный ковер мха — так сильна была неожиданная потребность увеличить расстояние между собой и эльфийкой.
Лишь только нога Кивы коснулась земли, как просвистела стрела. Наконечник пронзил одну из изумрудных кос и пригвоздил ее к стволу дерева.
Глаза эльфийки расширились, но она не сопротивлялась. Наоборот, она заговорила на языке, более похожем на шелест ветра и пение птиц, чем на человеческую речь.