Водный Лабиринт

— Да, сестра Августина. Самое лучшее, что мы можем сделать, это молиться за его здоровье и продолжать наши ежедневные труды.

— Конечно, монсеньор, — сказала женщина, поцеловала епископский перстень и вышла из помещения.

На самом же деле здоровье понтифика очень мало заботило отца Мэхони. Его мысли были обращены к Гонконгу. Он понимал, что книгу Иуды следовало вернуть во что бы то ни стало, любой ценой. Сегодня епископ должен был доложить Льенару обо всем, что произошло в Чикаго, Гонконге и Тель-Авиве. Новости пока что поступали самые благоприятные, и Мэхони находился в хорошем расположении духа.

В девять утра Льенар собирался обсудить важные вопросы с управляющим делами Ватикана кардиналом Уильямом Геварой. Апостольская палата, основанная еще в XI веке, которую он возглавлял, понемногу сделалась самым могущественным органом власти в Ватикане. Именно она управляла делами Святого престола в промежутке между смертью Папы и избранием нового. Гевара в этом случае также отвечал за похороны понтифика, уничтожение папского перстня и созыв конклава. Ближе к полудню Льенар намеревался встретиться с членами Комитета безопасности Святого престола и узнать, что нового появилось в деле о покушении на Папу.

— Вы можете прийти к двенадцати, — предупредил он епископа. — За вторым завтраком мы спокойно обсудим текущие события, мой дорогой Мэхони, и поговорим о будущем.

— Да, ваше преосвященство.

В личные апартаменты государственного секретаря попадали через лоджии Рафаэля. Столовая Льенара была украшена полотнами Караваджо, Мелоццо да Форли и даже самого Рафаэля.

— Вам нравится, монсеньор Мэхони?

— Они прекрасны, ваше преосвященство.

— Я велел перенести сюда эти картины, чтобы иметь их перед глазами во время еды. Искусство позволяет мне почувствовать дыхание чего-то высшего, того, что нельзя выразить словами. А что вы думаете об этом?

— Не знаю, ваше преосвященство. Я не слишком хорошо разбираюсь в искусстве. Картина мне либо нравится, либо не нравится. Я не умею анализировать свои ощущения так, как вы.

Кардинал наполнил бокалы сладким хересом и решил сменить тему беседы:

— Итак, Мэхони, очень скоро судьба приведет нас к необходимости созвать новый конклав, если у Святого Отца, одной ногой уже стоящего в Царстве Божьем, наступит обострение. Я не хочу разбираться с нерешенными проблемами под сводами Сикстинской капеллы. Бог и Святой Дух на этот раз ниспосылают мне суровое испытание, и я к нему готов. Как уже сказано, мы не должны иметь никаких нерешенных проблем. Вы станете орудием для достижения моих целей. Устройте все, прежде чем начнется конклав.

— Ваше преосвященство, мы делаем все возможное, чтобы преодолеть затруднения. Братья выполнили свои задания, некоторые из них при этом пали. Брат Феррел и брат Осмунд погибли в Аспене, брат Лауретта — в Каире, теперь брат Рейес…

— Я запрещаю вам говорить об изменнике Рейесе. Сомнения, овладевшие им, могли поставить под угрозу нашу священную миссию перед лицом Бога и Его Святейшества. Феррел, Осмунд и Лауретта погибли как герои, подобно основателям нашего братства. Рейес усомнился в своей вере, в своей обязанности повиноваться Его Святейшеству и мне, великому магистру. Его имя не должно упоминаться наравне с именами мучеников.

— Простите меня, ваше преосвященство, но ведь во многих случаях брат Рейес выказывал верность долгу. Когда он был вновь призван, я пообещал ему ходатайствовать перед вами о его исключении из братства.

— Вы удивляете меня, Мэхони. Отцу Рейесу следовало знать, что прощение — это возможность начать с того места, где ты остановился, а не вернуться туда, где все начиналось. Когда он вошел в число избранных и приносил клятву верности перед гробницей святого Петра, то знал, что может войти, но выйти не сможет. Пусть вы простили его, но простить — не значит забыть. Это значит примириться с оскорблением. Вот здесь отец Рейес потерпел неудачу. Надеюсь, теперь он примирился с Богом и с собой.

Собеседники перешли в другой зал и сели за стол красного дерева, на котором стояла посуда из тончайшего фаянса, лежали серебряные приборы и белоснежные льняные салфетки с вышитым крылатым драконом. Две монахини стояли, готовые прислуживать за обедом.

Разговор шел о малозначащих вещах, например о наплыве посетителей в музеи Ватикана, пока монахини, подав первое блюдо, не удалились. Мэхони с интересом смотрел на превосходный мясной пирог, столь любимый Юлием Третьим, и на поленту с грибами — предмет вожделения Пия Десятого, — к которой подали белое вино.

— Теперь, мой любезный секретарь, когда мы остались одни, расскажите, что случилось с учеными, которые осмелились работать над переводом еретической книги.

— Ваши приказания были исполнены в точности. Вернер Хоффман, папиролог, Берт Херман, историк раннего христианства, Джон Фесснер, специалист по радиоуглеродному анализу, Сабина Хуберт, руководившая реставрацией книги, и, наконец, Эфраим Шемель, знаток коптского языка, — все они перешли в лучший мир.

— Что с женой Делмера By?