Водный Лабиринт

Немец сказал, что его фамилия Осмунд, а потом всю дорогу отвечал на вопросы Сэмпсона односложными «да» и «нет». Он утверждал, что родился в Дрездене, но ничего не знал о месторождениях бурого угля, расположенных к западу от города. После этого вопроса адвоката он вообще замолчал.

Километров через восемь Эббот остановился.

— Здесь дорога заканчивается, — объяснил он. — Дальше только пешком.

Все трое начали подниматься цепочкой. Первым шел проводник, затем Сэмпсон и за ним — немец.

Через два-три километра им стали хорошо видны утесы — своего рода предвестие горы Кларк. Эббот ловко взобрался на первый из них и стал забивать крючья. Вскоре все трое уже были на стометровой высоте.

— Теперь пойдем на второй. Я первый, вы за мной, — обратился Эббот к дрезденцу. — Вы пойдете третьим, — обернулся он к Хэмилтону. — Это очень просто. Прочно держите веревку, как я показал, и цепляйтесь за выступы скалы.

Проводник и Осмунд довольно быстро вскарабкались на утес. Когда адвокат добрался до вершины и уже схватился рукой за верхний край скалы, немец наступил на нее ботинком.

У Сэмпсона вырвался крик. Боль делалась все мучительнее. Проводник протянул руку, намереваясь отсоединить карабин, на котором держалась веревка Сэмпсона. Тогда адвокат полетел бы вниз. Однако для этого Эбботу надо было и самому освободиться от страховочной веревки.

Отец Деметриус Феррел по-прежнему крепко давил ногой на пальцы Хэмилтона, из которых струилась кровь, стекая на запястье. Наконец адвокат увидел, как проводник отстегнул свой карабин. Тогда он свободной рукой взялся за край куртки отца Осмунда и рванул ее на себя. Тот заболтал ногами в пустоте, на высоте пятьдесят метров.

— Если хочешь, чтобы твой друг остался в живых, помоги мне подняться, — прорычал Сэмпсон Феррелу.

Осмунд пробормотал по-латыни:

— De duobus malis minus est semper eligendum.³⁴ — И сделал резкий толчок.

Адвокат разжал пальцы.

Сэмпсон и Феррел молча наблюдали за тем, как тело Осмунда ударилось об острый край скалы и полетело в пропасть.

Адвокат держался на месте только потому, что на его руку давил ботинок Феррела. Силы Сэмпсона начали иссякать. Он попытался нащупать свободной рукой какой-нибудь выступ на мокрой скале, но напрасно. Перед его глазами уже начала проноситься вся жизнь, он ясно видел лицо Ассали.

Тут Сэмпсон почувствовал, что ботинок давит на пальцы уже не так сильно. Затем он услышал резкий щелчок, донесшийся из долины. Тело его противника рухнуло прямо на край пропасти. На лбу этого человека зияла дыра от пули.

Чуть позже вертолет службы спасения доставил бесчувственного Сэмпсона в больницу Аспен-Вэлли.

Ночью адвокат проснулся уже в сознании, хотя все еще под действием анестетика, и увидел сидящего рядом Гаррисона.

— Привет, шериф.

— Привет, адвокат.

— Я обязан вам жизнью. Если бы вы не выстрелили в того типа, то я лежал бы на дне пропасти.

— Скажите спасибо моему винчестеру, оптическому прицелу и тем жестяным банкам, на которых я учился стрелять. Вот они-то и спасли вам жизнь.

— Огромное спасибо, шериф, — сказал Хэмилтон и опять отключился.

В отчете шерифа графства Питкин говорилось, что двое неизвестных, погибших на склонах горы Кларк, намеревались убить адвоката.

Судебным медикам не удалось найти никаких следов, которые помогли бы опознать трупы. У обоих имелись шрамы на пальцах, словно эти люди пытались срезать подушечки. Аспенская полиция запросила ФБР, но безрезультатно. Тела отца Феррела и отца Осмунда оставались в местном морге. В полиции ожидали, что кто-нибудь явится за ними.

Ватикан

Над Римом дул жаркий, поистине сахарский ветер, отчего небо казалось затянутым дымкой. Суеверные итальянцы считали, что этот ветер сводит людей с ума и приносит несчастья, но люди все равно стекались на площадь Святого Петра, надеясь увидеть Папу. За барьерами ограждения собралось пятьдесят тысяч человек.

В этот день Святой Отец должен был обратиться к пастве. Его появления ждали не только богобоязненные католики, но и Али Агджа.

Монсеньор Мэхони разговаривал по телефону.

— Fructum pro fructo, — сказал отец Понтий.

— Silentium pro silentio, — ответил Мэхони.

— Хочу сообщить вам, монсеньор, что отец Осмунд и отец Феррел не вышли на связь и не дали инструкций насчет того, что же мне делать в Чикаго.

— Странно. Они точно не звонили в миссию Сан-Хорхе?

— Я сейчас нахожусь в миссии, и вот уже три дня от них нет известий. Может быть, с ними что-то случилось и они не смогли выполнить задание?

— Спокойствие и выдержка, отец Понтий! Отец Феррел — человек крайне аккуратный. Возможно, он еще не закончил со своим делом.

— Не съездить ли мне в Аспен, чтобы выяснить все самому?

— Нет. Не делайте никаких движений. Оставайтесь в Чикаго и выполняйте возложенное на вас поручение. Ассеsorium non ducit, sed sequitur suum principale.³⁵

Голос Мэхони звучал озабоченно. Отец Феррел не раз на деле доказывал, что он дисциплинированный солдат, идеальный монах, всецело преданный Господу и делу братства.