Водоем: мистическая сага-трилогия. Часть 1. Погасшая звезда.

Но больше всего Сергея поразило не возвышенное лицо, не отсутствие мужа и даже не эти странные числовые совпадения, заставлявшие верить в правоту нумерологии, а то, что все пространство вокруг памятника было усыпано цветами земляники, тогда как за оградкой и, кажется, у других близлежащих могил не было ни единого белого цветочечка с желто-оранжевой сердцевинкой… «Точно, ни единого!» – заключил Сергей, быстро пробежавшись – где глазами, а где и ногами, – по соседним «владениям». «М-да, чтобы все это значило? Нет, не спроста все это, не спроста», – убеждал себя про себя Костров.

– Разумеется, не спроста, милок! – раздался из-за спины бодрый стариковский басок. – А что это значит – покажет время, ведь оно мудрее всего…

От неожиданности Сергей сначала вздрогнул и лишь затем смог обернуться: перед ним стоял высокий старик в поношенном, черном монашеском балахоне, на голове – клобук, в левой руке – длинный посох с набалдашником в форме кедровой шишки на вершине… «Ну, совсем как отец Павел Флоренский на известном портрете Нестерова!» – с долей иронии сказал себе Сергей, быстро прийдя в себя, а в слух ласково-приветливо улыбнулся:

– Здравствуй, дедушка!

– Привет, хлопчик! Родителей своих решил проведать!? – то ли спрашивая, то ли констатируя очевидный факт, пробасил старик.

– Да, дедуля… А ты откуда знаешь? – попробовал допытаться о причине проницательности монаха Сергей… да куда там… впрочем, он, конечно, и не надеялся, что тут ему старик все и выложит… просто сказал то, что пришло в голову.

Но старик, к удивлению юноши, на вопрос ответил:

– От них, родимый, от покойничков и знаю! Вот хожу здесь, брожу, беседую…

– С ними? Разговариваешь? – продолжал удивляться Костров.

– А як же, с ними - с ними, с кем же еще, не с деревьями же мне болтать бездушными, им научить меня нечему…

– Не то что люди в городе, – подхватил Сергей заученную мысль Сократа, которого старик, конечно, знал не хуже него…

– Вот-вот, люди! Только не в городе, а на погосте! И каждый со своим миром, со своей болью… И каждому время от времени нужна поддержка, подходящее слово, нужная интонация, даже взгляд важен… Увы, не все это понимают…

– И они отвечают? – поинтересовался Сергей.

– Всегда! – с радостью почти воскликнул старик. – Правда, без слов, конечно… Отвечают на языке насекомых и птиц, трав и цветов, солнца и ветра… Надо только уметь и хотеть слушать… А если есть портрет… – и тут монах умолк, тяжело вздохнул и задумчиво-печально уперся взглядом в портрет Ольги… Разумеется, Сергею пришлось тоже смотреть туда же с ним вместе…

– Удивительная девушка! – промолвил старик, улыбаясь. – Если бы не она, то… – и снова углубился в себя, снова повисла пауза…

– Что же она? – не вытерпел Сергей…

– Она-то, Оленька-то?

– Ну, да…

– Ежели бы не она, то всем тут было бы много-много хуже… Она –заступница, она – утешительница, она – всеобщая любимица…

– Ты что-то про нее знаешь, старик? – радостно вопросил Костров.

– Многое, многое про нее знаю, милок… – подтвердил подозрения Сергея монах и внезапно добавил: – Не называй меня стариком, быть дедушкой много приятнее, хотя у меня и имя есть – Харитоном меня кличут, Харитоном Тимофеичем…

– Ну, так говори же, расскажи о ней, прошу тебя! – с разгорающимся любопытством почти требовал Костров.

– Ишь ты, какой хитрый… Расскажи ему…

– Я отблагодарю, дедушка, щедро…

– Ну, заладил. Пойми, внучек, не могу. Нельзя. Она сама все тебе расскажет, правда, не сразу…

– Как расскажет? Когда? Почему нельзя? – не отступался Сергей, подступая к старику все ближе.

– Ну, я же сказал, что надо уметь слушать… А если есть портрет, то… – и снова, словно издеваясь, Харитон Тимофеевич замолчал…

– Так что, если есть портрет? – нетерпеливо спросил Сергей.

– Тогда можно читать по лицам, ведь они всегда разные, даже один и тот же человек каждый день глядит по-новому, стремясь донести до нас нечто важное, что ему… им открылось там… Только люди – живые, что здесь бывают, – мало хотят вглядываться: их больше беспокоит собственная боль, свои переживания и чувства, чем судьба близких там, а потому только немногие, очень немногие могут… понимать… – и вновь старик умолк, вперив взгляд внутрь себя.

И снова повисла пауза… Только листья внезапно ожили, зашуршали, зашумели под новорожденным порывом свежего ветерка – предвестника близкой грозы…

– Только немногие, – тихим шепотом очнулся голос старика-монаха, – только немногие способны любить… любить другого человека, а не его образ, созданный их воображением, образ, который имеет так же мало общего с любимым, как карта с реальной местностью…

– Но разве мы можем вырваться из цепей субъективности? Ведь каждый студент-философ с первого курса знает, что мир дан не прямо и непосредственно, а только через наше сознание, через ощущения и переживания?

– Можем, можем, но только благодаря любви, если, конечно, она настоящая…

– А такая бывает?

– Без всякого сомнения! – отважно заявил старик.

– И где же ее найти? – мягко-хитро поинтересовался Сергей.

– Как где? Конечно, только в сердце… в своем сердце… Это трудно, почти невозможно, но именно «почти»…