Водопад

Шивон улыбнулась. «Компьютерные дела» – эти слова выражали практически все, что Ребус знал о жестких дисках, материнских платах и всем прочем.

– Мне удалось узнать пароль.

– И что это нам дает?

– Теперь я могу проверить последнюю почту Флип… Как только доберусь до стола, конечно.

– А как насчет ранних сообщений?

– Их я уже просмотрела. Разумеется, за исключением тех, что были удалены. Их не восстановишь. – Шивон неожиданно задумалась. – По крайней мере, мне так кажется.

– Разве сообщения не сохраняются на каких-нибудь… перфокартах?

Она рассмеялась.

– Ты мыслишь категориями шпионских фильмов шестидесятых годов, когда компьютеры занимали несколько комнат.

– Виноват, исправлюсь.

– Ничего страшного. Для человека, который считает, что сервер – это официант, ты неплохо справляешься.

За разговором они вышли из рабочего зала в коридор. Ребус сказал:

– Я еду в Сент-Леонард. Тебя подбросить?

Шивон покачала головой.

– Я на машине.

– Ну что ж, увидимся там.

– Похоже, нас собираются на днях подключить к ХОЛМСу…

Что такое ХОЛМС, Ребус знал. Так называлась центральная компьютерная сеть Министерства внутренних дел, позволявшая значительно ускорить процесс сбора и сопоставления данных. Ее задействование означало, что поиски Филиппы Бальфур становились для полиции Эдинбурга одним из приоритетных направлений.

– Вот будет смешно, если выяснится, что Филиппа, никому ничего не сказав, просто поехала в Лондон прошвырнуться по магазинам, – вслух подумал Ребус.

– Для нас это было бы большим облегчением, – сказала Шивон. – Но я лично считаю, что дело обстоит гораздо серьезнее. А ты?

– Пожалуй, что так, – негромко сказал Ребус и отправился в буфет, чтобы купить себе в дорогу что-нибудь перекусить.

Снова оказавшись за своим рабочим столом, Ребус еще раз просмотрел дело, уделив особое внимание истории семьи Бальфур. Джон Бальфур был банкиром в третьем поколении. Первый банк, основанный прадедом Филиппы в 1900 году, размещался в Эдинбурге на Шарлотт-сквер; в 1940-х годах он перешел к ее деду, который удалился от дел только в восьмидесятых. Начиная с этого момента семейный бизнес возглавлял Джон Бальфур, чуть ли не первым шагом которого на посту руководителя банка было открытие отделения в Лондоне и перевода туда основных активов.

Филиппа училась в закрытой частной школе в Челси. На север страны ее родители перебрались только в конце восьмидесятых, когда умер отец Джона, и Филиппа стала ходить в частную школу в Эдинбурге. Семья поселилась в «Можжевельниках», роскошном сельском имении, площадью шестнадцать акров где-то между Гуллейном и Хаддингтоном.

Интересно, задумался Ребус, как себя чувствует в этом доме супруга Джона Жаклин? Одиннадцать спален, пять общих комнат… муж проводит в Лондоне как минимум четыре дня в неделю…

Эдинбургское отделение банка, по-прежнему располагавшееся на Шарлотт-сквер, возглавлял старый друг Джона Бальфура Раналд Марр. Они познакомились еще в Эдинбургском университете, а затем вместе учились в школе делового администрирования в Соединенных Штатах. Ребус прозвал Бальфура «мелким лавочником», но в действительности его маленький частный банк обслуживал узкий круг очень состоятельных клиентов, нуждавшихся в инвестиционных консультациях, в управлении крупными пакетами акций и в переплетенных в кожу чековых книжках – знаке причастности к элите.

Когда представители полиции разговаривали с самим Джоном Бальфуром, основной упор делался на похищение с целью выкупа. Не только домашний телефон, но и телефоны отделений банка в Лондоне и Эдинбурге были поставлены «на кнопку»; вся входящая корреспонденция перехватывалась и просматривалась, на случай если требование о выкупе поступит по почте (чем больше отпечатков пальцев, тем лучше), однако до сих пор оба этих канала не дали ничего, кроме нескольких звонков и писем от явных психов.

Еще одной, гораздо более мрачной версией, выдвинутой полицией, была месть. Бальфур, однако, утверждал, что у него нет и не может быть врагов. Короче говоря, он так и не разрешил следствию ознакомиться со списком клиентов своего банка. Эти люди доверяют мне, сказал он. Без такого доверия банк просто не может существовать. Тщетно полицейские убеждали Джона Бальфура, что от этого может зависеть жизнь его дочери; он остался непоколебим. В заключительных репликах разговора уже чувствовалась явная взаимная неприязнь.

Итог: банк Бальфура «стоил» не меньше ста тридцати миллионов фунтов; личное состояние его владельца составляло примерно пять процентов от этой суммы. Шесть с половиной миллионов фунтов несомненно представляли собой лакомый кусок, способный всерьез заинтересовать профессиональных похитителей. Но разве за столько времени профессионалы не вышли бы на связь?