— Мы живем, и мы умираем… — продолжала Мийа, словно с ее дыханием все было в порядке. — Временами мы раним самих себя, чтобы облегчить боль.
— Совсем как мы, — прошептал я.
— Землянин счастливее, — пробормотала она. — Он может плакать по другим. Мы можем лить слезы только по себе.
Я закусил до боли губу и не ответил.
Мы стояли рядом, глядя на пустующий проход, на ближайшую к нам тихую комнату. Внезапно Мийа сжалась, словно ее ударили.
— Это… это верно, что у нас есть методы исцеления, которые сейчас недоступны землянам, — сказала она, выдавливая из себя слова, с трудом плетя нить беседы. — Кое-что мы делаем по-своему. Мы можем передать это им. Тело ведь не только химическая фабрика, это еще и биоэлектронная система.
Я положил руку на металлическую трубу, проложенную по стене рядом с нами и вздрогнул, когда статический заряд ушел в землю.
— Знаю.
— Но земляне не беспокоятся о второй своей сущности постоянно, в отличие от нас… — Ее взгляд опять принялся блуждать по комнате. Она видела поле энергии каждый раз, когда смотрела на человека: не только вокруг лица, но вокруг всего тела. Возможно, она могла даже увидеть раны и пораженные болезнью органы. — Врачи Тау со всей их медицинской аппаратурой не знают и половины потенциальных возможностей тела. Они даже представить себе не могут, как много они теряют.
Я представил, как часто она, должно быть, пыталась передать врачам Тау свой взгляд на лечение и как терпела в этом поражение. Я представил себе их скрытые пороки, явные для нее, представил предрассудки, давление, которому она подвергалась день за днем только для того, чтобы пройти обучение, которое было необходимо ей для работы с Джеби. Потребовалось упорство и большая сила воли вне зависимости от того, какие мотивы ею двигали. И не имеет значения, каковы были ее истинные мотивы, ведь занимаясь с Джеби, она помогла ему куда больше, чем мог бы это сделать человек.
Ее взгляд все еще бродил по комнате, и я не был уверен, что она просто избегает встречи с моим взглядом.
— Когда-то у нас тоже были замечательные технологии, — сказала она. — Когда-то они были даже лучше, чем имело человечество… — Было ли это правдой, или же их организация просто хотела верить в это? Мийа опустила глаза, словно ее тоже мучили сомнения. — Тау не дает нам доступа к информации. Если бы они дали нам возможность работать с ней… Они считают, что гидраны не могут пользоваться аппаратами, которые созданы для землян. Но это ложь.
Активные электромагнитные поля, которые составляют ткань галактической сети спрятанной вселенной коммуникации, находятся вне диапазона нормального функционирования пси-энергии гидрана. Но однажды Мертвый Глаз открыл способ состыковать их, и ничто не препятствовало ему стать привидением в машине, кроме законов Федерации и неизбежной головной боли. А значит, любой гидран может достичь пси-связи с машинами, если кто-нибудь расскажет ему, как это сделать.
Мертвый Глаз очень неохотно доверил мне этот секрет, и ему не было необходимости объяснять мне почему. Если Федеральное транспортное управление или синдикаты узнают, что он открыл, ксенофобия распространится по всей галактике, как чума, и петля преследования сожмется вокруг шеи каждого псиона, будь то гидран или человек… Я не был готов увидеть такие перемены в их развитии и обернулся к Мийе, выбрасывая эти мысли из головы.
Мийа исчезла. Я окинул взглядом толпу, испугавшись, что она бросила меня. Однако она стояла рядом с Наох в другой части комнаты. Что бы они там ни делали, во мне они явно не нуждались. Я оставался на своем месте, пытаясь игнорировать взгляды, которые бросали на меня проходящие мимо гидраны, пытаясь не думать об отсутствии их в моем мозгу или меня — в их мыслях. Интересно, что заставило Мийю и ее сестру забыть о моем существовании в таком людном месте?
Я переминался с ноги на ногу, скорчив гримасу, когда заметил, который час. Успею ли я вернуться в Ривертон до того, как кто-нибудь обнаружит мое отсутствие? Что будет делать Киссиндра, если я не вернусь вовремя? Интересно, что она делает сейчас? Спит или…
Кто-то положил руку на мою ширинку и надавил.
— О черт! — Я схватился за штаны, в панике осматривая комнату. Рядом со мной никого не было. Если какой-нибудь гидран и приближался ко мне, он моментально отходил. Но затем я заметил женщину, стоявшую у дальней стены и глядевшую на меня сквозь толпу. Гидранка, как и все здесь, кроме меня. Но в ней было то, что каждый человек, если он мужчина, узнает инстинктивно — по манере одеваться, по выражению глаз, когда она направляется к тебе. Я понял, как выглядят шлюхи, как только увидел первую.