— Это они с тобой сделали? — Она коснулась головы. — Земляне?
Я, колеблясь, кивнул, не будучи уверен в том, что я действительно хочу так думать, хотя какая-то часть меня непрестанно желала этого.
— Как же ты можешь и теперь жить среди них?
— Мне больше ничего не остается. — Это не было полной правдой. Я знал, что никогда не буду винить всю человеческую расу в том, что со мной произошло.
Я сделал выбор, когда убил Квиксилвера, и при этом он был единственным, кто направил мне в голову пистолет. Я убил его, чтобы спасти свою жизнь… и жизнь Джули Та Минг, которая тогда значила для меня больше, чем моя. Вера в то, что у меня был выбор и я принял правильное решение, была единственной надеждой на то, что дар когда-нибудь вернется ко мне. Но сейчас это казалось настолько далеким, как сияющая громада Тау Ривертона. Я сказал Наох: — Для меня нет места среди народа моей матери. Если я и нуждался в доказательствах, то здесь их оказалось вполне достаточно.
— Ошибаешься. Ты принадлежишь нам… — сказала Мийа, поддавшись внезапному порыву. Она взглянула на Наох. Та не двигалась, ее рот был сжат, но она не отрицала сказанного Мийей. — Совет не говорит от лица нашего народа. И никогда не говорил. — Мийа снова обернулась ко мне. — Они причинили тебе столько боли, сколько любому гидрану, столько же, сколько Джеби.
— Я не жертва. — Кровь бросилась мне в лицо, я вспомнил, что говорила Киссиндра этой же ночью. — Каждый день своего существования после того, как умерла мать, я боролся за право жить дальше. И каждый день побеждал… — Мой голос сорвался, я не закончил фразу. Мийа смотрела на меня, склонив голову набок, как они делают всегда, когда чего-то не понимают. — Я не беспомощен.
— Ты одинок, — сказала она с неподдельным ужасом. Не знаю, было ли это ответом или просто другой постановкой вопроса. — Так не должно быть. — Она потянулась ко мне и остановилась, не дотронувшись.
Я перевел взгляд с нее на Наох, потом на отдаленные тени, наблюдающие за нами из темноты.
— У меня нет ненависти к человечеству.
— У меня тоже, — пробормотала Мийа. Но она говорила это не для Наох. — Мы уходим отсюда, — сказала она громко, чтобы предупредить меня за секунду до того, как их мысли утащили меня в водоворот совершеннейшей темноты.
Мы оказались там, откуда стартовали — в холодном доме, где они держали Джеби. Тут были Сорал и Тиен, а также двое других членов ДНО. На этот раз, кажется, они нас ожидали. Окинув нас взглядами, они продолжали разговор, жестикулируя и тыкая воздух пальцами, и там, куда они указывали, в воздухе потрескивали электрические разряды. Одна из гидранок висела в воздухе — ее ноги были скрещены, она сидела как бы на полу, буквально поставив себя выше других.
Таку, с которым они развлекались раньше, мирно спал в стенной нише, спрятав голову под крыло. Мийа посмотрела на забавы спорящих и нахмурилась.
— Прекратите! — К ней повернулись лица, на которых были написаны разные эмоции — от удивления до чувства вины. Левитирующая девушка медленно опустилась на пол, один мужчина попросту исчез.
— Что дурного в том, что они делали? — спросил я Мийю.
— Лагра. Показуха, — раздраженно пробормотала она, соскальзывая на стандарт, словно не желая быть услышанной. — Растрачивание дара попусту. Тупое, опасное использование его, словно бессмысленную копилку фокусов. Словно… словно… — Она замолчала, не найдя этому аналогии в языке людей.
— Я понял, — сказал я мягко и посмотрел в сторону комнаты, где спал Джеби. — Что ты имела в виду, когда говорила о Джеби? — спросил я. — Что они с ним сделали? — Мне дали понять, что Тау использовала все, что только могла, чтобы помочь его родителям исправить изъяны ребенка, даже позволила Мийе зайти довольно далеко в кейретсу, и она предала их. И еще я вспомнил затравленное выражение на лицах родителей Джеби, когда они решили, что их зажали между телепатом и бюрократами, от которых зависела их жизнь.
— Он родился с неврологическим повреждением из-за одного происшествия в лаборатории. Это случилось при работе с материалами рифов, когда его мать была беременной. — Мийа устало присела на скамейку. — Кто-то проглядел опасный вирус на подготовительной стадии. Линг называла его «напасть с вольфрамовыми челюстями». Он успел прогрызть два уровня изоляции, убив всех, кто там находился, до того, как ученые Тау смогли остановить его. Контрмеры Тау убили еще сотню людей вместе с вирусом…
Я скорчил гримасу, наблюдая, как Мийа сплетает и расплетает пальцы, чтобы справиться с волнением, я знал, как обычно сдержанны гидраны… Возможно, ее беспокойство было привычкой, которую она переняла у людей. Если это не так, то интересно, что говорит это о состоянии ее духа?
Мийа внезапно подняла на меня глаза.
— Линг тогда работала на границе с зараженной зоной и была в защитном костюме, — сказала она ровно. — Она очень болела, но не умерла. Она говорила мне, что даже не знает, отчего ее ребенок такой: вирус виноват или же «лекарство» от него.
— Это случилось по небрежности Тау? — спросил я. — Поэтому здесь инспекция ФТУ?